Моя палата

   Степан представил, что свет внезапно зажегся, отгоняя "царапающую глаза" темень. Он увидел ровные зеленые стены, которые "теряли энтузиазм возле потолка и превращались в побелку". На "перевернутом подносе потолка должна была тонкой линией надежды свисать лампочка на проводе". Провод, сбросивший изоляцию, словно кожу, стал бы почти идеальным инструментом, способным "перерезать горло запорной планке". Он встал с табурета и взобрался на него. Его тело устремилось ввысь, игнорируя слабость и головокружение. Воздетые к потолку руки требовали чуда, но чуда не случилось. Как ни махал он руками, лампочка словно ускользала от него, раскачиваясь в порыве злости. А может, ее и не было вовсе.

   Степан спустился на землю. Такое решение было бы слишком легким, но больница – достойный соперник. Он вновь представил эту камеру залитой светом. Если на потолке и стенах не было пути к спасению, то он должен быть на полу или на двери. В его воображении пол представлял собой свод дощатых планок, покрашенных коричневой краской. Он наклонился, проверяя руками свою догадку, так как не мог вспомнить то, что он чувствовал, когда лежал на нем. Но пол был покрыт линолеумом. Однако эта новость могла таить подарок судьбы – линолеум всегда прихватывают плинтусом у стены. Он принялся "обыскивать пол в поисках того места, где стена преграждает ему дорогу". Так и есть, "плинтус стыдливо прячется по углам", а значит, в распоряжении Степана могут оказаться гвозди, стоит лишь выдрать его из пола.

   Степан подобрался к углу изолятора, где у плинтуса должно быть слабое место, и начал давить на его края, стараясь расшатать. Через несколько минут он понял, что погорячился, обвиняя строителей в непрофессионализме: плинтус был идеально подогнан и схвачен гвоздями. Не было решительно никакой возможности подсунуть под него даже ноготь, чтобы, поставив на кон пальцы, поддеть хотя бы на несколько миллиметров.

   Степан вздохнул и на некоторое время предался отчаянию, понимая, что выход может быть слишком далеко от него. Он опустился на колени, взялся руками за голову и застонал. Он попытался представить себе Орхидею рядом с собой. Сейчас она бы обняла его и сказала: "Не бойся! Я рядом!". Внезапно, неожиданно даже для себя самого, он выругался. Логическая цепочка, в которой так не хватало всего лишь одного звена, натянулась, заиграла, зазвенела.

   В один миг он все понял. Она сказала, что чуть не откусила палец санитару. Это значит, что ее наверняка сажали в изолятор. Орхидея проделывала точно такой же путь, какой пытался преодолеть Степан. И он ни минуты не сомневался в том, что она нашла выход. Она знала, что его посадят точно в такую же камеру. И должна была что-то сделать, чтобы он тоже нашел отсюда выход и вернулся к ней. Рука Степана обхватила запястье. На ней висел браслет, который Орхидея надела на него за несколько минут до их "маленькой смерти".

   Степан задрожал. Его бил сильный озноб, словно он завис над огромной пропастью, а его тело держится лишь за счет зацепившейся за сучок какого-то дерева штанины. Ему стало неимоверно страшно и тяжело от того, что он мог не вспомнить про браслет. Дрожащие пальцы принялись ощупывать подарок Орхидеи, пытаясь найти способ снять его с руки. Он сам не понял, как это удалось сделать. Браслет бесшумно соскочил с руки и сгинул где-то на полу, под коленями. Степан, двигаясь очень медленно, придавил ладонь к линолеуму, и ощутил спасительную жилку, которая не успела далеко убежать.

   Он взял браслет за оба конца и попытался растянуть его, словно развязывая яркий бант, которым был связан подарок от любимой. Узлы, из которых он состоял, распустились, как по команде, превращаясь в длинную крепкую бечевку. Она повисла на ладонях Степана, а он все сидел и удивлялся, почему его не бьет током, ведь "в этой тонкой нитке хранилось больше энергии, чем требовалось всему этому зданию на целый год".

   А затем его ноги без какой-либо команды сверху сами поднялись и поднесли его к двери. Его нос приник к ней, вынюхивая поток свежего воздуха, "выспрашивая путь к свободе". Чтобы подтвердить свою догадку, Степан пальцем провел по двери и совершенно точно ощутил щель. Он вспомнил, что запорная планка была где-то на уровне его солнечного сплетения, потому поднял руки к груди и просунул бечевку в щель. Вытолкав почти весь запас ее длины на ту сторону, он потянул оставшийся в руках кончик бечевки вниз и ощутил, как она слегка натянулась. Значит, он уже накинул ее на запорную планку. Оставалось лишь затянуть другой конец бечевки обратно и "удушить этот чертов замок".