Моя палата

   – Как тебе удалось? Она тебя научила?

   – Тома... – Степан вздохнул. – Она меня жить учит.

   – А есть научит?

   – Я умею есть.

   – М... Ну, посмотрим. Вот, теперь получше как-то. А то совсем... – Тома перебирала его пальцы.

   Степан благодарно кивнул. Но она не отстала от него, а подняла снова на ноги, повернула к себе спиной и велела задрать одежду. Степан ощутил жгучее прикосновение ватного тампона к своим ссадинам.

   – А что это главврач делает здесь в такое время? – спросил он.

   Тома равнодушно пожала плечами.

   – Какая разница... Все равно меня выгонят завтра...

   – Не выгонят.

   – Выгонят.

   – Нет, – Степан уверенно помахал головой. – Кого они найдут вместо тебя в январе? Праздники две недели. Не переживай, практику досидишь. Скоро все уляжется.

   – Стенька, Стенька...

   – Выключи свет!

   Тома автоматически потянулась к выключателю и обрубила электричество.

   – А зачем? – не поняла она.

   – А чтобы не лезли сюда. Идет кто-то.

   В коридоре послышалось эхо шагов. Тома не успела удивиться слуху Степана, как дверь вновь взбрыкнула и отворилась. Голос Федора Никитовича резанул слух:

   – Нет никого? Хм... Ладно.

   Он закрыл дверь. Его шаги удалялись к столовой.

   – Вот было бы... – сдавленно прошептала Тома.

   – Вот сейчас будет... Слушай...

   "Целую минуту податливая тишина висела над отделением. Затем она оторвалась от темноты и улетела куда-то в окна".

   – Я о вас доложу! – "громыхали слова главврача небесными молниями". – У нас ЧП, а вы что?! Что вы творите?! У меня пятьдесят душ селить некуда!

   – Федор Кондратьевич... Или как вас там... – плелся за ним влажный от водки голос. – У нас инструмента нет, где батарею взять? Все завтра будет, после обеда!

   – Чинить! Латать! Варить! Сверлить! Людей спасать! – Федор Никитович пронесся мимо процедурной.

   – Чем, Кондратьевич, чем?! Пальцами?!

   – А вот вам в министерстве скажут, чем! Я доложу! – его голос доносился уже со ступенек.

   После секундной паузы ему в спину были брошены последние фразы:

   – Да пошел ты к черту, причем за свой счет! Чтоб тебя собака за трусы покусала! Чтоб тебя мухи ели! Понял?!

   Ответа на эти предложения не последовало. Человек за дверью икнул и хмельной походкой направился обратно в столовую.

   – Дела... – сказала Тома, выждав, пока все стихнет.

   – Видишь, не до тебя ему будет.

   – Стенька...

   – Тома. Помоги мне вернуться к ней, – просьба Степана звучала твердо и уверенно.

   – Ждет?

   – Да.

   – Помогу.

   – А потом домой иди.

   – Что я там не видела...

   – А что ты тут не видела?

   – Не хочу домой.

   Степан вздохнул.

   – Тома, тебе лучше быть дома после полуночи, а не здесь.

   Он не увидел ее испуганных глаз.

   – Стенька, что ты собрался делать?! Говори!

   – Не бойся, умирать или убивать мы не собираемся. Все будет хорошо.

   – Клянись!

   – Я не люблю клясться. Даю слово.

   Тома поджала губки, но Степан и этого не увидел.

   – Хорошо, – заиграл ее голос из темноты, – помогу. Раз ты слово дал.

   – Спасибо, сестричка, – он сел на кушетку.

   Она всхлипнула, подошла к Степану, нащупала его голову руками и прижала ее к себе. Вскоре она рыдала навзрыд, глотая слова, шепелявя что-то про любовь, преданность, тоску. Степан лишь поднялся и обнял ее. Он гладил ее плечи и повторял: "Все хорошо, Тома, все будет хорошо".

   Через несколько минут она успокоилась, тяжело вздохнула и отправилась умываться в туалет. Степан, оставшись наедине с собой, закрыл глаза и представил свое идеальное место на земле: забытый всеми остров где-то далеко в океане. Суровая холодная погода, сильный ветер, отгоняющий комаров и дурные мысли, большой собственный лес и деревянный сруб, в котором можно было бы топить камин и любоваться Орхидеей. Он пытался придумать план, который позволил бы ему добраться до нее, проскользнуть незамеченным в ее палату. Он не мог применить свое главное оружие – свой мозг – и заставить всех персонажей сыграть свою роль в спектакле, который заканчивался их с Орхидеей поцелуем.

   Степан нащупал на кушетке "кусачий плед", поднял его и обмотал себе плечи. Дверь привычно заскрипела, и белое облачко голосом Томы сообщило:

   – Принесло его... Бродит там по коридору.

   Степан понял, о ком речь, но переспросил:

   – Егор?

   – Матвеевич... – молодой доктор вошел вслед за Томой.

   Степан хмыкнул. Тома направила электричество к лампочке, демонстрируя красные распухшие глаза. Доктор мялся у открытой двери.

   – Дверь закрой, – приказала она.

   Егор хлопнул дверью и жалобно взглянул на Тому. Степан отметил, что в коротком, торчащем из-под шеи шарфе, "бледный молодой доктор выглядит как беглец с виселицы".

   – Говори, раз пришел, – Тома великодушно позволила ему сказать последнее слово перед казнью.

   Он, переминаясь с ноги на ногу, не нашел лучше слов, чем:

   – Тома... Я тут думал... Решил... Пришел... Новый год с тобой... Там все, конец, мы расстались...

   Тома картинно стояла к нему спиной.

   – Тома, я не знаю, как... Но как-то надо... – чувствовалось, что Егор боится тишины.