Моя палата

   – Я сделаю для тебя все, что смогу, Степан. Помни это. Только ты сам должен захотеть измениться. Не для меня. Для себя. А вот уже потом себя отдать мне. И тебе надо стать немного красивее. На тебя смотреть в темноте только можно.

   – Понимаю, – повторился он.

   – Мы вернемся к этому немного позже, обещаю, – она помогла его руке найти выход.

   – Можем протестировать систему... – растерянно сказал он.

   – Ты как инженер говоришь, или как пациент больницы?

   – Как твой парень.

   Она ответила шепотом:

   – Мой парень не задает вопросов...

   Степан осторожно навалился на нее и вжал в подушку своим поцелуем.

   – Ты права, – сказал он, прерываясь, – надо немного повременить. Я еще не знаком с твоими родственниками.

   Орхидея обняла его.

   – Значит, я тебе не для того нужна?

   Степан прекрасно прочел интонацию, с которой этот вопрос был задан.

   – Не только для того. В жизни много радостей. Для каждой из них нужна ты.

   – Ты не вписываешься в парадигму современного мужчины. В представлении женщин.

   – Ты тоже далека от стандартной модели, – отметил он.

   – Ладно, подкопи силы пока.

   Степан внезапно повернул русло разговора в другую сторону:

   – Ты спать не хочешь?

   – Я сейчас не усну. А если усну, то мне будет сниться бессонница.

   За дверью очень близко послышались пьяные голоса, "хмельной топот ног выдернул их из уютной теплой беседы в холодную реальность".

   – И это говоришь мне ты? Да некоторые коты добились в жизни большего, чем ты! – за дверью разгорался какой-то спор.

   – Это пьяный базар. Бери, и пошли уже.

   – Где-то здесь было... Не помню. Эта? – дверь палаты Степана напряглась, но не открылась.

   – Странно... Наверное, не эта. Поди вспомни теперь.

   – Да вот та вот, пьяное ты чучело. Идем за мной, – голоса ушли дальше по коридору.

   Степан застонал и закрыл лицо руками.

   – Полчаса... Даже полчаса не можем побыть вдвоем... – сокрушенно сказал он.

   – Они пришли за водкой, – спокойно сказала Орхидея.

   – За чем?!

   – Под кроватью водка. Несколько бутылок. Я увидела, когда ты спичкой светил.

   Он снова застонал, понимая, что теперь их маленький мирок, созданный Степаном с таким трудом, обречен быть оскверненным толпой пьяных спасателей. Они погудели в соседних палатах и вскоре вернулись к его двери, безуспешно наталкиваясь на нее, "словно мотыльки на яркую лампочку". Их блуждающие мысли вырывались из ртов обрывками фраз:

   – Заклинило что ли... Поди ж ты...

   – Может, от холода разбухла? Дай-ка я...

   – Сергеич, от холода только у тебя разбухает. Обычно от холода все уменьшается.

   Послышался глухой удар в дверь.

   – А чего тогда трубы с водой лопаются? А, умник?

   – Ой, короче. Заклинило что-то. Надо свет включать, разбираться...

   – Может, ну ее?

   – Как это ну? Если без водки придем, знаешь, что будет?

   Степан прижал к себе Орхидею и закрыл глаза. Он не хотел больше думать о будущем. Он просто будет реагировать на события, потому что строить планы у него не получалось. Все планы, построенные даже для нескольких прямых коридоров, неизменно рушились.

   В дверь принялись систематически колотить. Орхидея прикоснулась губами к его губам.

   – Не обращай внимания. Ты хорошо ее закрыл, не пролезут. Просто будь со мной.

   – Я с тобой. Расскажи мне, зачем ты сделала себе такие шрамы на животе?

   Люди за дверью принялись бросаться на нее, как пауки на добычу.

   – Там просто был ребенок. Когда-то... – голос Орхидеи резко стал безразличным.

   Степан понял, что этот вопрос "поднял со дна ее души только улегшийся мутный ил". Но она продолжила.

   – Я не хочу всего говорить. Там был чужой ребенок. Не мой. Мне пришлось его самой вырезать.

   Степан вдруг ощутил, как с уголка его глаза скатилась слеза.

   – Но больше его нет? – спросил он.

   – Нет, уже все в порядке, – тихо прошептала она.

   – Там кто-то есть! – заорали под дверью.

   – Чего это? – ответили тому вопросом оттуда же.

   – Я голоса слышал! Вот, сам послушай!

   Орхидея и Степан замолчали.

   – Сергеич, дурак ты. Никого там нет. Просто дверь заклинило. Тащи лом.

   – Где я тебе лом найду, мой бешеный друг?

   – В автобусе нашем.

   – Он давно к полу примерз. На улице минус двадцать почти.

   – Пошли, покурим, покумекаем, что делать. Ересь какая-то...

   Степан сосчитал удаляющиеся шаги. Вскоре все стихло, и "даже ветер, без умолку болтавший с железным подоконником, решил передохнуть". Дыхание Орхидеи ритмично отмеряло временные промежутки, и ему понадобилось три или четыре ее вдоха, чтобы решиться выбраться из теплого плена ее объятий. Он, словно змея, соскользнул с кровати и запустил под нее руки, выискивая бутылки с водкой. Они ответили характерным звоном и "вцепились в его ладони жутким холодом". Стиснув то, что осталось от его зубов, Степан вытащил все бутылки, а затем добыл огонь из спички, чтобы убедиться, что бутылок больше нет. Возле него стояло семь емкостей с прозрачным напитком и кривой красно-белой этикеткой.