Моя тетушка — ведьма

Наверное, даже хорошо, что она заставила меня съесть мюсли.

На самом деле на страницах «Принцесс-двойняшек» я написала не очень много. Не решилась. Первый отрывок я написала, как будто хотела что-то кому-то доказать, но потом у меня очень заболела рука — в том месте, где ее стиснула Филлис Форбс, — и писать стало невозможно. Я сидела на кровати и смотрела в лес за окном, терла руку и старалась держать глаза открытыми широко-широко, чтобы слезы впитались обратно. И уже стала думать, будто меня и вправду сломали.

Потом кто-то тихонько заскребся у двери. Я невольно посмотрела туда. И увидела, как в щель под дверью въезжает печенье. Потом чуть-чуть в стороне подсунули второе печенье. Это были сироты. Я сначала решила и дальше сидеть на кровати, но все-таки слезла. И подошла к двери.

— Спасибо, — сказала я. — Почему вы это делаете?

— Мы всегда так делаем, когда кого-то наказывают, — шепнул из-за двери кто-то из них. — Ну пока. — Шаги тихонько удалились.

Во мне по-прежнему пухла ярость пополам с мюсли, и есть я не хотела, но печенье взяла и спрятала под матрас, чтобы сирот из-за меня тоже не наказали. Печенье мне подсовывали все утро. Когда я села на кровать, она захрустела. Я уже уныло подумала, что сидеть придется на полу, а печенье приберечь на вечер, но тут увидела, как за окном в лесу что-то шевелится. Я пригляделась, но это «что-то» уже скрылось в кустах.

Ну дела, подумала я. Очень похоже на Ларри, бессловесного мужа Элейн.

Я подошла к окну и успела заметить одного из лодочников — он юркнул в сторону, за другой куст. Только бы они не вздумали опять охотиться на Криса, подумала я. Потом я всмотрелась в лес — и увидела, как из-за деревьев приближаются люди, трое. Во-первых, это была мама — она шагала, с решительным видом засунув руки в карманы ветровки. На улице было холодно и все еще немного туманно. Рядом с ней шел Энтони Грин — в зеленом разбойничьем плаще. А за ними — Крис. Он опять стал человеком, а одежду, наверное, одолжил у Ларри — на нем она висела мешком. Они втроем вышли на поле, а затем скрылись за высокой стеной приюта, но мама к этому времени уже пустилась бежать.

Я ждала и слушала — и до сих пор не знаю, как все было. Я услышала громкий грохот — будто тяжелую дверь распахнули так резко, что она ударилась о стену. Даже пол задрожал. Потом я услышала маму. Слов слышно не было, но голос гремел вовсю. Когда маму всерьез разбирает, она кого угодно перекричит. А разобрало ее всерьез. Я стояла посреди комнаты и слушала, как хлопают двери, летают предметы, другие голоса пытаются перебить маму, а мамин голос становится все громче и громче, все ближе и ближе. К тому же кто-то вопил — это были сироты. Почему-то мне сразу стало понятно: это они подбадривают маму. Потом раздался торопливый топот нескольких пар ног — и мамин голос, все ближе и ближе:

— А я вам говорю, она моя дочь, и вы не имеете никакого права держать ее здесь!

Потом ключ царапнул в замке, и дверь в мою комнату распахнулась, и там стояла мама в толпе взволнованных сироток и трясла Филлис Форбс за воротник белого халата.

— Мы не сделали ей ничего плохого… — завела было Филлис Форбс.

— Ничего плохого?! — воскликнула мама. — Вы только посмотрите на нее!

Я была так рада видеть маму, что сама не заметила, как заплакала. Крис потом сказал мне, он тоже плакал, когда Энтони Грин превратил его в человека.

— Ничего плохого! — прогремела мама. — Вы, жестокая, злая женщина!

И к моему полному восторгу, стукнула Филлис Форбс головой о косяк. Судя по виду Филлис Форбс, мама делала это не в первый раз, но когда я потом спросила, мама сказала:

— Не помню, лапонька. У меня прямо в глазах потемнело. Я думала только о том, как бы поскорее тебя забрать.

Я бросилась к маме. Мама отшвырнула Филлис Форбс в сторону и обняла меня. Сироты закричали:

— Заприте миссис Форбс!

Было видно, какое это искушение для мамы, но она сказала:

— Нет, мы уходим. Пойдемте с нами. Спасибо, то показали мне, где Мидж.

Мы оставили Филлис Форбс сидеть в коридоре в толпе улюлюкающих сирот побежали вниз, в вестибюль. Массивная входная дверь перекосилась, сорванная с петель, а проем обрамлял, словно на картине, компанию мужчин, среди которых были Ларри и Крис, стоявший рядом с Энтони Грином. Я не понимала, почему они не входят. Оказалось, что и Крису, и Энтони Грину — по разным причинам — было тогда трудно войти в приют.

Когда Крис увидел меня, он все-таки сделал три шага в вестибюль. Я еще не знала, какая это жертва с его стороны. Он выволок меня наружу, и мы только и могли что кричать друг другу:

— Рассказывай, рассказывай, рассказывай!

Тут Энтони Грин улыбнулся мне длинной хитрой дружеской улыбкой. За спиной у Ларри и прочих стояла другая компания мужчин — те, кто работал на экскаваторах. Потом кто-то сказал мне, что они приехали из Майнхерста и вообще были ни сном ни духом. Но потом все-таки заподозрили неладное. Они обалдело смотрели то на меня — всю зареванную, — то на маму. Мама гордо выплыла на улицу в окружении сирот.

— Ты ведь хотел, чтобы я их тоже привела, да? — спросила она Энтони Грина.