Стемнело, вышли звёзды и замигали, глядя сверху на детей, – а те всё бежали и бежали. Вдобавок кто-то перерезал резинки у их панталон, и накрахмаленные кружевные штанины сползли до щиколоток и мешали им.
– Теперь мы знаем, как чувствует себя Дитя, когда у него сползает подгузник, – всхлипывая, сказали друг другу дети, передав это по длинной спотыкающейся цепочке – бормочущей, ворчащей, запинающейся, падающей и снова поднимающейся, теряющей и снова находящей под собой ноги. – Бедное Дитя, теперь мы знаем, что ты чувствуешь!..
И у них забрезжила идея. Она росла и росла, появившись у Старших, перейдя к Средним, потом к Младшим, затем к Малышам – и наконец её уловило само Дитя, которое всё тащилось вперёд на своих пухлых полусогнутых ножках, работая пухлыми локоточками, словно поршнями… И когда Дитя осенила эта идея, оно в тот же миг остановилось – совсем перестало бежать – и плюхнулось круглым горестным комочком посреди дороги, потом закрыло глаза круглыми кулачками и прорыдало:
– Хасю няня Тидя. Де мая няня Тидя?
И из темноты послышался голос, бархатный, как сама эта темнота:
– Дорогое Дитя, я здесь.
И вот она, перед ними: тепло, свет, золотое сияние во мраке и холоде ночи – няня Матильда.
Она один раз ударила палкой – и все дети остановились и закричали:
– Ой, няня Матильда, почему мы раньше про тебя не подумали? Пожалуйста, забери нас домой!
И няня Матильда улыбнулась им и сказала:
– Ах, мои непослушные озорники, вредины и безобразники! Назовите мне хотя бы одну вескую причину это сделать!
Дети, даже не задумываясь, ответили:
– Мы убежали только потому, что не хотели там оставаться без
Нянина улыбка сияла всё шире, и детям показалось, что она прекрасней всех на свете. Если бы не… Что ж, придётся это сказать: если бы не ужасный Зуб.
И в тот же миг, когда они подумали о нём – а удержаться было невозможно, – как вы думаете, что произошло? Этот Зуб вылетел из её рта и упал посреди дороги прямо перед детьми.
И начал расти.
Он всё рос и рос. Вырос до размеров спичечного коробка… Потом табакерки… обувной коробки… почтовой коробки… саквояжа… чемодана… сундука: большого сундука – огромного, просто невероятного сундука. И пока рос, он всё время менял форму: становился золотым, сверкающим, приобретал красивые изгибы, по обеим сторонам прорезались окна в золотых рамах с завитушками, внутри появилась мягкая кожаная обивка, затем у сундука выросли огромные золотые колёса, и кучер сел на козлы, а лакей, в ливрее и плюшевых бриджах, встал у дверцы и распахнул её. И появилась шестёрка прекрасных лошадей, встряхивающих гордыми головами и перебирающих блестящими копытами, звенящих сбруей и готовых рвануться вперёд. Няня Матильда села в карету, неся на руках уснувшее Дитя, а за ней и все дети, один за другим, втискиваясь и толкаясь, однако находя себе удобное местечко. Все они собрались вокруг няни Матильды, свернулись калачиком – беззаботно и сонно, как пчёлы, дремлющие вокруг золотого горшка с мёдом. «Цок-цок-цок» – запели блестящие копыта, а сонные головки закивали в такт… И вот показались большие ворота – но то были не ворота строгого особняка бабушки Аделаиды. И за воротами появилась длинная извилистая дорожка к большой парадной двери, распахнутой настежь. И дом засиял всеми своими добрыми окнами – их родной милый дом!
И каждому из детей показалось, будто ласковые руки обняли его и нежно подняли, и усталая головка угнездилась на мягком, добром плече. И каждого понесли, бережно и тихо, сквозь ночь в его тёплую, уютную кроватку – умытого и расчёсанного, с почищенными зубами и прочитанными молитвами, переодетого в пижаму – и мирно спящего… И видящего сон, где он убегает из дома, но просыпается утром в своей постели целым и невредимым, только абсолютно уверенным, что больше никогда-никогда не будет убегать.
И когда дети проснулись утром, няня Матильда исчезла.
Няня Матильда едет на море
Дорогой Люси,
а также Дэниелу и Джоэлу
и всем детям, которые знают,
что я «валшепница»
Глава 1
В одно зимнее воскресенье миссис Браун поднялась в классную комнату, чтобы поговорить со своими детьми, и вот чем они в это время занимались.