– Миссис Рампельтуум, я прешште не саметшаль, што у нас оттинакоффые шляппки!
– О, и я тоже! – удивилась миссис Рамбльтум, обозревая собственную шляпу на голове миссис Гуттциц.
– Отшень красиффая шляппа. Неоппытшайно, – продолжала миссис Гуттциц, глядя на свою шляпу на голове миссис Рамбльтум, – што мы оппе куппили оттинакоффый. – И потом добавила с очаровательной простотой, каковая, с точки зрения миссис Рамбльтум, являлась непростительной ошибкой: – Но ффаш цффет лица к ней не потхоттит. Фаам не стоило ффыппирать ораншеффый шляппка.
– Моя шляпка бледно-голубая, – возразила миссис Рамбльтум, глядя на голову миссис Гуттциц.
– Ораншеффый, – настаивала миссис Гуттциц, указывая на собственную шляпу на голове миссис Рамбльтум. Она повернулась за поддержкой к другим дамам, которые до этих пор обсуждали (следует признать, не без удовольствия) злоключения миссис Гроббль и её осьминоговой шляпы. – Как ффам кашшетсяа, какоффо цффета шляппа миссис Рампельтуум?
– Оранжевая, – сказали дамы, несколько озадаченные тем, что круглое пурпурное лицо миссис Рамбльтум вдруг оказалось будто увенчано пламенем; но они пока не понимали, к чему всё идёт.
– Ораншеффый, – триумфально провозгласила миссис Гуттциц. Но, вглядевшись более пристально сквозь очки в миссис Рамбльтум, она вдруг испустила тревожное восклицание, предупреждая остальных: – Оттодффиньтесь от неё! Осторошшней! Она схоттит с ума!
– Что случилось? – зашумели дамы, пытаясь отодвинуться от опасной миссис Рамбльтум, но только вгоняя задние ножки шезлонгов всё глубже в песок.
– Тшайка клюнуль слишшком сильно по её голоффа, и это поффлиять на рассуток! Соллотистый ффолос! – уверенно напомнила она всем. – Мошшет, из флякончик, я не знай, но соллотистый. А сейтшас – посмотритте на неё! Ффы же слышаль, што лютти делаться сеттой сза оттин нотш. А миссис Рампельтуум посеттел как снег са пять минута!
Собственные волосы миссис Гуттциц как раз были седыми как снег, но значительная их часть улетела, приколотая к шляпе, которая сейчас, вместе с волосами и всем прочим, красовалась на голове миссис Рамбльтум.
Миссис Рамбльтум провела поистине пренеприятный день. Её изрядно потрясли людоедские откровения достопочтенного Томлинсона-Моркота, потом она обнаружила, что её дёсны трутся друг о друга, а зубы застряли в сэндвиче с водорослями. Ей до сих пор приходилось деликатно отплёвываться от чаячьего пуха, а потом она всего на миг ощутила, как легко стало её голове, но затем на неё навалилась незнакомая тяжесть. Теперь дамы смотрели на неё во все глаза и убеждали, что её бледно-голубая шляпка оранжевая, а золотистые волосы стали седыми. (Что верно, то верно, золотистым цветом её волосы были обязаны заветному флакончику с краской, но, по крайней мере, эти волосы росли у неё на голове – просто сейчас к ним добавились волосы миссис Гуттциц, прицепленные к оранжевой шляпе.) Миссис Рамбльтум поднялась на ноги, содрогаясь, словно огромное черносмородиновое желе, увенчанное золотом.
– Да, – без затей признала она, – я схожу с ума. – И театрально скрестила руки, как бы готовясь к смирительной рубашке. – Увезите меня!
Дети, в восторге от всего происходящего, сгрудились вокруг неё, чтобы увести её, раз уж ей так хотелось уйти, как вдруг…
Как вдруг случилось всё и сразу. Крабы, мирно дремавшие в туннелях, выкопанных Маркусом и Камиллой под скатертью, были разбужены беспардонным вмешательством. Ириска, Изюминка и Мопс, радостно нюхавшие всё подряд, обнаружили входы в туннели и принялись их раскапывать. Но в конце каждого туннеля сидели вполне довольные собой крупные крабы. «Чик-чик-чик», – защёлкали клешни по влажным чёрным носам; «Оу-гау-вау!» – взвыли Сахарок, Изюмчик и Мопс, пытаясь дать задний ход; «Ой-ой-ой!» – закричали дамы в ужасе, когда скатерть вдруг словно ожила. Чашки и блюдца взлетели в воздух и посыпались со звоном; пирожные и сэндвичи подпрыгнули вверх, будто под ними началось извержение вулкана; чайник подскочил и расплескал горячий тёмный чай; молочники заходили ходуном, плюясь холодным белым молоком; пушистые меренги упорхнули, словно маленькие белые облачка; сэндвичи с водорослями распахнули своё бурое нутро… Дамы вскочили на ноги и побежали зигзагами через пляж в безопасные объятия отеля, предводительствуемые бабушкой Аделаидой Болль, страшно завывающей и даже немного трубящей своим огромным носом, похожим на рог носорога.
Вскоре весь пляж погрузился в хаос. Тучные дамы с несвойственной им резвостью перебирали ногами, обутыми в тяжёлые ботинки на пуговицах, топтали пикники других компаний, сшибали с ног игроков в крикет, переполошили тётушек, сплетничающих за вязанием.
Одна нога миссис Гроббль застряла в жестяном ведёрке какого-то малыша и ужасающе громыхала при каждом увесистом шаге. Миссис Рамбльтум подхватила деревянную лопатку и ломилась вперёд, грозно расчищая себе путь. Пудра от раздавленных меренг вилась вокруг тощих ног Фиддль, которая следовала за хозяйкой, всё ещё сжимая в руке чайник, свирепо плюющийся горячим тёмным чаем.