Моя ужасная няня

И снова пробегающих мимо… и снова… и снова… Потому что теперь дети бегали по кругу, пожимая руку мистеру Приви и спеша на новый заход. Казалось, так может продолжаться вечно, но тут лик луны прикрыла тёмная вуаль, и эта вуаль оказалась пчелиным роем.

– Бегите, спасайтесь, бистед Пдиви! – закдичади дети, дазбегаясь, – то есть закричали дети, разбегаясь. – Это пчелиный рой!

– Я де боюсь пчёд, – ответствовал мистер Приви (похоже, он тоже подхватил простуду) и остался на месте с протянутой рукой и добрым словом для каждого подошедшего.

– Но это же даже не пчёлы! – крикнули дети. – Смотрите! Глядите!

И правда, пчёлы теперь сбились в кучу, и дети увидели, что на самом деле это чёрно-жёлто-полосатое морское чудовище, которое поднялось из глубин и направлялось к ним с очень решительным видом. – Чудище! – закричали дети, убегая ещё быстрей, чем прежде, только уже не кругами, а прямо по пляжу. Впереди всех нёсся мистер Приви, а рядом с детьми – мисс Крилль, и только её мама сидела и счастливо хрумкала, защищённая от всех чудовищ своим белопенным одеялом. Ириска, Изюминка и Мопс замыкали вереницу, а за ними, всё так же щёлкая клешнями, гнались три краба.

Точнее, уже два краба: морское чудовище догоняло их и вдруг протянуло длинный изогнутый пылающий язык и проглотило последнего в колонне… И предпоследнего… И предпредпоследнего… а теперь его жаркое дыхание опаляло кончики хвостов таксам.

– Гав-гав-гав! – голосили Ириска и Изюминка.

– Ой-ой-ой! – вопили дети. – Спасите нас, помогите! Нас всех вот-вот сожрут живьём!..

Никакого ответа – только тихое «фшш-фшш» моря, шелестящего свою колыбельную. Но шелест становился всё громче и превратился в плеск вёсел; а сквозь плеск вёсел донеслись приглушённые крики: «Разрази гром!», «Чтоб тебя!» – и послышался скрежет, когда на песок выехал киль спасательской лодки. Из неё высыпала целая толпа невысоких крепышей в жёлтых клеёнчатых макинтошах; они бегали туда-сюда, запрокинув головы, чтобы хоть что-то видеть из-под своих огромных жёлтых зюйдвесток.

– Вон оно! – кричали они, но макинтоши приглушали их голоса. – Эгей, чудище!

– Да вот же оно! – кричали дети. – Оно эгегейкает за нами на всех парах и скоро нас проглотит!

– Мы-то вас спасём! Мы-то вас спасём! – закричали крепыши и начали запрыгивать обратно в лодку. – Приманка где?

По-видимому, они не могли найти приманку (хотя когда всё-таки нашли, она оказалась довольно крупной) – и снова закричали: «Разрази гром!», «Чтоб тебя!» – и наконец достали со дна лодки Евангелину, которая сама разразилась всякими: «Ой, чтоб вас там!» – и триумфально понесли по пляжу: по два невысоких крепыша в жёлтом на каждую упитанную руку и ногу и гораздо больше согнувшихся пополам – под серединой Евангелины. Запахло горелым, когда чудовище выпустило последнюю струю пламени на хвосты такс, а потом повернуло прочь. Спасатели почтительно положили жертву на большой чёрный камень и побежали, словно стайка громадных жёлтых жуков, обратно, в безопасную лодку.

– О, го-о-осспади! – воскликнули дети, ощущая некоторую неловкость. Им всё-таки было жаль бедную Евангелину! Но они продолжали бежать: ведь они же не могли остановиться, правда?

Чудовище целеустремлённо приближалось к своей жертве – и вдруг замешкалось. Из-за камня выступила тёмная фигура, закутанная в плед, и повелительно подняла руку.

– Я полагаю, она моя! – заявил достопочтенный Томлинсон-Моркот и добавил куда менее возвышенно: – Я первый её увидел.

– Моя! – возразило чудище, выдыхая огонь.

Достопочтенный посмотрел на язык пламени с уважением.

– Это убережёт нас от ненужных хлопот, – задумчиво произнёс он. – Никакого трения палочек, горшков, сковородок и прочего. – И он посмотрел на морское чудовище, уже любя его, как ближнего своего. – Полагаю, мы договорились и поделимся? Мне-то всё равно, сырая она или жареная, но мои любимые мммммглумммбамммммглумммбийцы всегда предпочитали подрумянить. Может, средняя прожарка? – любезно предложил он.

«Ой, бедная, бедная Евангелина! – подумали дети. – Что мы можем сделать?»

И хором заверещали:

– Комета, комета! – указывая в пустое небо, потом принялись тыкать пальцами в такое же пустое море: – Осьминог, огромный, кошмарный спрут!

– Мне нет дела до осьминогов, – заявил преподобный Моркот, беспокойно оглядываясь на море.

– И мне – до комет, – согласилось чудовище, выкатывая язык и тревожно глядя в небеса. Дети закричали вдвое громче:

– Спрут! Комета!

И действительно, на волнах колыхалось жуткое создание из сетки и соломы, со щупальцами из замызганной волочащейся вуали, всё покрытое розовыми шишками из размокших искусственных роз, – а тем временем поперёк луны пролетел яркий предмет, волоча за собой пряди густых каштановых накладных волос.

– Оу-оу, – неуверенно сказал мистер Моркот несколько лающим голосом.

– Оу-оу, – повторило морское чудовище, тоже без всякой радости.

А от злосчастной Евангелины, распростёртой на камне, слышалось только беспрестанное ойканье.