Молодые львы

Когда же он вернулся в канцелярию роты в выходной форме, капитана Колклу и след простыл. Ной уселся на траву по другую сторону ротной линейки, напротив входа в канцелярию, и стал дожидаться его возвращения. В казарме за его спиной мужской голос мелодично пел о сыне, которого мать растила не для того, чтобы он стал солдатом. Рядом двое мужчин громко спорили о том, когда же закончится война.

– В тысяча девятьсот пятидесятом, – утверждал один. – Осенью тысяча девятьсот пятидесятого. Войны всегда заканчиваются под зиму.

– С немцами, может, и закончится, но не с японцами, – гнул свое второй. – С японцами нам придется договариваться.

– Я готов договориться с кем угодно, – вмешался в спор третий голос. – С болгарами, египтянами, мексиканцами, кого ни назови.

– В тысяча девятьсот пятидесятом году, – в какой уж раз повторил первый мужчина. – Попомните мое слово. Но прежде мы все получим по пуле в задницу.

Ной их больше не слушал. Он сидел в темноте, на жесткой траве, привалившись спиной к стене, дремал, дожидаясь возвращения капитана, и думал о Хоуп. На следующей неделе у нее день рождения. Во вторник. Ной сэкономил десять долларов на подарок. Они хранились на дне вещмешка. Можно в этом городе найти за такие деньги подарок, который не стыдно преподнести жене? Наверное, да. Этого хватит на шарф, на блузку… Ной представил себе, как Хоуп будет выглядеть в новом шарфике. Потом в блузке, лучше в белой. Ее шейка будет грациозно подниматься над жестким белым воротником, черные волосы будут падать на плечи. Да, пожалуй, он купит блузку. За десять долларов пристойную блузку можно найти даже во Флориде.

Вернулся Колклу. Тяжелым шагом он поднялся по ступеням, ведущим в канцелярию роты. Ной подумал, что офицера в нем можно распознать за пятьдесят ярдов. Достаточно взглянуть на его зад.

Ной поднялся и последовал за капитаном в канцелярию. Колклу уже сидел за столом в фуражке и, хмурясь, разглядывал какие-то бумаги.

– Сержант, – обратился Ной к сержанту, – я прошу разрешения обратиться к капитану.

Сержант безразлично глянул на Аккермана, встал и прошел три шага, отделявшие его от стола капитана.

– Сэр, рядовой Аккерман просит разрешения обратиться к вам.

Колклу не поднял головы.

– Пусть подождет.

Сержант повернулся к Ною:

– Капитан говорит, что тебе надо подождать.

Ной сел, поглядывая на капитана. Полчаса спустя Колклу кивнул сержанту.

– Обращайся, – бросил сержант Ною. – Только говори короче.

Ной встал, отдал капитану честь.

– Рядовой Аккерман обращается к капитану с разрешения первого сержанта.

– Чего тебе? – Колклу по-прежнему не поднимал головы.

– Сэр, – нервно начал Ной, – моя жена приезжает в город в пятницу вечером. Она просила меня встретить ее в отеле. Вот я и прошу вашего разрешения покинуть лагерь в пятницу вечером.

Колклу ответил после долгой паузы:

– Рядовой Аккерман, тебе известен установленный в роте порядок. Вся рота в пятницу вечером находится в казарме, готовясь к субботнему осмотру…

– Я знаю, сэр, но она смогла взять билет только на поезд, прибывающий в пятницу. Она надеется, что я встречу ее, и я подумал, что… если… один-единственный раз…

– Аккерман, – тут Колклу удостоил его взглядом, белое пятно на кончике носа задергалось, – в армии на первом месте стоит служба. Я не знаю, удастся ли мне этому вас научить, но я приложу к этому все силы. Армии без разницы, увидишься ты со своей женой или нет. В свободное от службы время ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. А вот на службе ты должен исполнять свои обязанности. И никаких исключений тут быть не может. А теперь выметайся отсюда.

– Слушаюсь, сэр, – ответил Аккерман.

– Слушаюсь, сэр… А дальше?

– Слушаюсь, сэр, благодарю вас, сэр, – вспомнил Ной лекцию по военной этике, отдал честь и вышел.

Он послал жене телеграмму, хотя стоила она восемьдесят пять центов. Однако в течение двух следующих дней ответа от Хоуп Ной не получил и не знал, вручили ей телеграмму или нет. В ночь с пятницы на субботу он не сомкнул глаз, лежа в выдраенной казарме. Да и как он мог спать, зная, что Хоуп после стольких месяцев разлуки находится всего в десяти милях от него, в отеле, понятия не имея, почему он ее не встретил, не ведая, что для таких командиров, как капитан Колклу, для армии, требующей слепого подчинения и безразличной к нуждам ее солдат, любовь – пустой звук, проявление нежности – ничто. «Но я увижу ее сегодня», – подумал Ной, засыпая перед самым подъемом. Может, оно и к лучшему. За эту ночь исчезнут последние следы синяка под глазом и не придется объяснять, откуда он взялся…