Молот ведьм

Потом увидел лишь Его сияющую усмешку, после чего сделалось мне легко, а еще я почувствовал слабость и упал в пустоту. Когда же я очнулся, то лежал в траве, а Ангел сидел подле со сложенными крыльями. Что-то напевал, некую мелодию без слов. Камни под Ним кипели, однако, погруженный в задумчивость, он не обращал на это внимания.

Я встал, хотя голова моя все еще кружилась, а перед глазами вращались багряные круги.

– Мордимер. – Ангел поднялся и дотронулся пальцами до моего плеча, а я с трудом удержал крик, поскольку Его прикосновение выжгло мне рану аж до кости. – Не делай так больше.

Он убрал руку и тогда увидел, что плечо мое обуглилось. Он замер на мгновение, после чего снова приложил руку, но на сей раз я почувствовал лишь ледяное касание, и раны от ожогов закрылись – мгновенно и столь искусно, что и следа не осталось.

– Что чрезмерно – то вредит, Мордимер, – добавил Ангел.

– Молю о прощении, – шепнул я.

– Э-э, не моли, – махнул он ладонью. – По крайней мере, ты доставил мне минутку развлечения. Кто се был?

– Человек, желавший исполнить еретический ритуал и сделаться вампиром, мой господин.

– Вампиров не бывает, – рассмеялся Ангел. – Что за ерунда!

Я поднял взгляд и увидел, что теперь он приобрел вид худого мужчины в темной одежде и в шляпе с широкими полями. И лишь сияющие, будто сотканные из солнечного света волосы спускались Ему на самые плечи.

– Будь осторожен, Мордимер, – он шутливо погрозил пальцем. – Ибо даже бесконечное терпение и бесконечное милосердие Ангелов имеет свои пределы.

Договорил – и моментально исчез.

Миг еще там, где он стоял, сиял ослепительный свет, но и тот быстро расточился. Я вздохнул с облегчением, ибо оказалось, что снова у меня было больше везения, чем ума. И еще у меня осталось собственное, глубоко личное мнение по поводу терпения и милосердия. Особенно бесконечного терпения и бесконечного милосердия.

Под меловыми скалами и следа не было от моих товарищей – и я лишь надеялся, что они отправились в замок, дабы вернуться с подмогой, а не оплакать потерю своего предводителя и утопить печаль в вине. Хуже, что пропал также и мой конь, а это означало: придется добираться до замка Хаустоффера пешком.

Но я остался настолько рассудителен, что мысль попросить Ангела перенести меня поближе к замку даже не пришла мне в голову. Единственное, что я по отношению к Нему чувствовал, – благодарность, ведь он спас меня в переделке и посчитал мои интриги необходимыми, а то и забавными. Но я прекрасно отдавал себе отчет: следующая попытка спровоцировать Его закончится куда более плачевно.

* * *

Барон был удивлен, что я все еще жив. Особенно учитывая, что он совершенно не собирался посылать никакого спасательного отряда – чему, впрочем, трудно было бы удивляться. Раз уж нанятый инквизитор не справился с опасностью – то и бес с ним, с этим инквизитором!

– И как же вы справились? – он с интересом всматривался в меня.

– А, поубивал их всех, – ответил я, поскольку не собирался рассказывать о подробностях расправы над его сыном и о том, что тот благодаря всесильному пожеланию моего Ангела наконец получил столь вожделенное бессмертие.

Хаустоффер молчал довольно долго.

– Вижу, что инквизиторы – крепкие ребята, – сказал наконец.

– Наша легенда гласит, что Господь вылепил первого инквизитора по своему образу и подобию, – произнес я шутливо. – Но прошу сказать мне: зачем все это было? Ведь вы, господин барон, прекрасно знали, что ваш сын никакой не вампир.

– А мог им стать? – спросил он, не ответив на вопрос.

– Нет, господин барон. Такого ритуала не существует, вернее, существует, но описание его настолько же верно, как и описание получения философского камня или красной тинктуры.

– Мне пришлось тебя искушать, мастер, – произнес барон. – Но лишь необычность миссии и твое сомнение могли принести результат. Если бы я признался, что мой сын занимается темным искусством, уже через несколько недель здесь черно было бы от твоих конфратеров в этих их плащах. А так ты справился сам. Убил всех – и делу конец.

– Закон Инквизиториума требует, чтобы я написал подробный рапорт.

– Пиши, – сказал он снисходительно. – Но ты ведь не обманешь, коли напишешь, что лично, лишь с мизерной моей помощью, справился с проблемой. Полагаю, у инквизиторов не появится повод заинтересоваться моей скромной персоной, особенно учитывая, что я лично передал в ваши руки собственного сына.

– Это поступок, достойный невыразимого одобрения, – ответил я серьезно.

– И я так полагаю, – кивнул он. – Никогда не любил этого негодяя, но то, что он творил в последнее время, переходило всяческие границы. Я не слишком хорошо отношусь к селянам, но думаю, что овец надлежит стричь, а не резать. Как полагаете?

– Ваша милость будто читает мои мысли.

– Хорошо сказано, – усмехнулся барон. – Итак, перейдем к вопросу о награде за отлично выполненную работу. Напомни мне, о чем мы уговаривались?

Ха, милые мои, приближался момент истины, а ваш нижайший слуга вскоре должен был убедиться, только ли шутил его милость барон или и вправду хотел исполнить любое желание скромного инквизитора.