Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

С точки зрения гражданского гуманизма Большой совет – венецианский или флорентийский – служил основанием libertà в vivere civile, потому что объединял собой всех граждан, на равных началах состязающихся за должности и в проявлениях virtù. Вот почему его возникновение в Венеции нельзя было, как мы видели, оставить без объяснения. Однако превращение венецианского Совета в 1297 году в закрытое сообщество, членство в котором передавалось по наследству, из‐за чего новые gentiluomini почти никогда не появлялись, было феноменом другого порядка. Как пишет Джаннотти, об этом событии ничего нельзя узнать из открытых исторических источников, поэтому человек, незнакомый с частными архивами дворянских родов, останется практически в полном неведении. Даже эти свидетельства ничего не сообщают о cagione или occasione этого закона. Из опыта и истории известно, что изменения такого масштаба не происходят без крайней необходимости. Впрочем, Джаннотти не удалось установить, о какого рода необходимости шла речь, и он особо оговаривает, что не видит в учрежденном в 1170 году Совете изъянов, которые могли бы обусловить variazione653 1297 года. Возможно, как он предположил раньше, все коренные жители города из хороших семей на тот момент уже вошли в состав Совета и ограничение членства было вызвано стремлением не допустить в него заезжих купцов и сохранить чистоту преемственности. Но все это лишь догадки, и наверное ничего не известно654. Очевидно, Джаннотти столкнулся с двойной трудностью. Ему действительно не удалось ничего узнать об ограничении состава Совета ни из традиции, ни из исторических свидетельств. Что не менее важно, он не мог предположить, что опыт гражданской жизни привел к открытию некоего политического принципа, ибо не представлял, какой принцип здесь был реализован. Отношение Джаннотти к этому событию не вполне однозначно. Когда он впервые заговаривает о нем, он утверждает, что chiarezza венецианцев после 1297 года достигла невиданных высот и что мало кто из членов видных семей, уже входивших в Совет, лишился полномочий из‐за этой перемены. Вновь возвращаясь к этой теме, он, хотя и настаивает, что перемена произошла к лучшему, но признает, что некоторые граждане оказались отстранены от власти и озлоблены. Джаннотти высказывает предположение, что, будучи исключены из Совета, они уже не считались столь знатными и исчезли со страниц исторических хроник. Возможно, решающее суждение можно найти в том, что он говорит по другому поводу – правда, касательно particolarità655 гораздо меньшего значения, чем решающая мера 1297 года:

Вы должны понять, что в каждой республике много учреждений (costituzioni), существованию которых трудно найти правдоподобное, а тем более правильное объяснение. И это относится не только к тем городам, форма правления которых изменилась, но и к тем, которые давно управляются и устроены по одним и тем же законам. Ибо, хотя обычаи и сохранились, причины их тем не менее теряются в древности времен656.

Существуют политические феномены, необходимость которых может подтверждаться обычаем, но не объясняться им. Если мы не знаем ни повода, ни причины, ни принципа, с которыми связано ограничение состава Совета в 1297 году, велик риск, что эта мера из числа именно таких феноменов.