Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

На этом этапе кажется, что за Большим советом сохранена единственная функция – поддерживать свободу, создавая общественные и политические условия формирования элиты. Однако Джаннотти вводит еще один принцип, согласно которому любая деятельность общества включает в себя три стадии, которые он называет consultazione, deliberazione и esecuzione673,674. Если мы поместим первые две рядом с deliberazione и approvazione Гвиччардини, может возникнуть явная неувязка. Однако в обоих случаях речь идет о различии между тем, чтобы предложить альтернативные стратегии действия, и тем, чтобы выбрать между такими возможностями. Мы знаем, что подобная дихотомия уже фигурировала у Гвиччардини, и многие прослеживаемые в «Политике» Аристотеля дистинкции между разными видами политической деятельности наводят на эту мысль, хотя непосредственного соотнесения мы там не наблюдаем. В контексте эпохи Возрождения она неизбежно связывалась с разграничением между типами политического мышления. Джаннотти затем добавляет, что consultazione надлежит сохранить за немногими, потому что только они наделены способностью к изобретению нового (invenzione) и не нуждаются в совете других675 (хотя, по всей вероятности, советуются между собой). В глазах интересовавшихся венецианскими порядками флорентийцев идея молчаливого, принявшего форму привычной практики рационального выбора, которая заключалась в процедуре голосования, могла еще резче подчеркнуть различие между изобретением и отбором. Однако когда Джаннотти закрепляет deliberazione за многими, он (что, по-видимому, характерно для развития флорентийской мысли) ничего не говорит об интеллектуальных или нравственных качествах, за счет которых многие способны выбирать, притом что сами не могут инициировать предложения. Причина, по которой эта функция должна остаться за ними, заключается в следующем: если выбирать будут немногие или если consultazione и deliberazione окажутся в руках одних и тех же людей, искушения власти совратят их разум, их выбор будет определяться личными притязаниями и в конечном счете consultazione станет уделом даже не немногих, а еще меньшего числа наиболее честолюбивых. Здесь мы снова видим истоки доктрины о разделении властей. Следует отметить, во-первых, насколько ее появление сопряжено со страхом перед коррупцией и, во-вторых, сколь незначительную роль в ней сыграла какая-либо конкретная форма демократической теории.

Если предоставить consultazione немногим, рациональность будет гарантирована. Если сохранить за многими deliberazione, «будет обеспечена свобода, и те, кто окажется наделенными властью, получат ее за счет добродетели (virtù) республики, а не собственной самонадеянности и назойливости»676. Исполнение можно предоставить немногим, и нет ничего предосудительного, чтобы те, кто предлагает ту или иную стратегию, отвечали за ее реализацию. Однако, проанализировав, что говорит по этому поводу Джаннотти, мы сделаем еще два открытия. Во-первых, композиция публичного действия, складывающаяся из consultazione, deliberazione и esecuzione, изображена как осуществляемая в первую очередь сенатом, который является органом немногих и rappresenta lo stato degli ottimati677. Когда мы читаем, что deliberazione занимаются «многие, то есть сенат»678, мы понимаем, что в таком случае немногие – это procuratori или Совет десяти. В результате количественное различие между немногими и многими не совпадает с качественным разграничением между многими, которые стремятся добиться свободы в Совете, и немногими, которые стремятся добиться почета в сенате. Это различие внутренне присуще второй категории. Однако затем мы узнаём, чем это обусловлено. До сих пор анализ политического действия проводился исключительно в связи с решением вопросов мира и войны, которое Джаннотти, как и Гвиччардини, полагал важнейшей функцией правления после обеспечения внутренней свободы (если не еще более значимой). Дальше сената такие вопросы не шли. Но когда Джаннотти говорит о procuratori как создателях новых законов679, он дает понять, что решающее deliberazione должно происходить в Большом совете. Он обосновывает это более конкретно, чем в случае с Венецией, и причиной вполне могло быть обостренное беспокойство флорентийцев, что новый закон с легкостью может повлиять на распределение политической власти, – чего в Венеции, как предполагалось, случиться не могло. Впрочем, законодательная власть по важности уступала делам мира и войны, и чувство, что последние были вопросом prudenza, а prudenza свойственна немногим680, неизбежно влекло Джаннотти в направлении аристократии. Это происходило даже в тот момент, когда он уже был гораздо большим приверженцем народного правления, нежели в период написания «Письма к Каппони».