Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

По мысли Джаннотти, Флоренция некогда была городом grandi и poveri, но в последнее столетие постепенно становилась городом mediocri. Понять это, заявляет он, означает осмыслить историю Флоренции как до, так и после правления Медичи 1434–1494 годов. Если бы он воспользовался моделью, предложенной Полибием в шестой книге «Всеобщей истории», следовало предположить, что правление немногих (grandi) уступило место сначала правлению многих (poveri), а затем правлению тирана (Козимо), после чего цикл снова повторился. Каждая форма должна была существовать в чистом виде, прийти в упадок в результате стихийного внутреннего угасания и разрушиться в силу стечения обстоятельств, вызванного непредсказуемой fortuna. Однако подобная модель едва ли могла удовлетворить флорентийцев 1530‐х годов как с исторической, так и с философской точки зрения. Они слишком хорошо знали источники о прошлом и предъявляли слишком высокие требования к их истолкованиям. Джаннотти утверждает, что, анализируя любое событие (azione), следует рассмотреть общую причину (cagione), ускоряющий событие случай (occasione) и непосредственный повод (principio). Если говорить о падении Флорентийской республики в 1512 году, ее cagione – это недовольство отдельных честолюбивых представителей олигархии данной формой правления, occasione – война между папой Юлием и французским королем, а principio – нападение испанской армии на Прато и Флоренцию. Cagione – это порядок вещей, который проявляется, когда представляется occasione, часто бывая и причиной occasione714.

В случае флорентийской политики XIII и XIV веков мы видим неустойчивые колебания между stati grandi и popolo715 (Джаннотти явно не рассматривает их как цикл), и cagione или disposizione состояла в приблизительном равенстве сил (forze) этих групп. В одной из них сосредоточивалось qualità, другая возрастала численно, так что ни одна не могла взять верх над противником или уничтожить его. Джаннотти согласился бы с еще одной мыслью Макиавелли: ни одна из них не могла придумать систему правления, приемлемую для другой, – и победа каждой из партий была результатом occasione, который в другой раз мог – и обычно так и происходило – благоприятствовать ее конкуренту716. В таких случаях cagione решала все, и, конечно, не имело значения, чтó сулили различные occasioni. Обратим внимание на контраст между употреблением этого слова Джаннотти и его использованием в «Государе» Макиавелли, где occasione означало крайнюю степень иррациональности и непредсказуемости конкретного события в мире fortuna. Макиавелли было намного больше известно об исторической причинности, и все же стоит остановиться на этом контрасте. Occasione у Джаннотти – по-прежнему непредсказуемая случайность, приводящая в движение колесо и ниспровергающая системы власти, но теперь нестабильность политики объясняется каузально, а не через преемственность. Grandi и poveri, качество и количество, власть и свобода лежат в основе неустойчивого равновесия, от которого большинство людей, будучи такими, какие они есть, уйти не могут. Мы видим, почему их природе присуща неустойчивость, и, следовательно, ясно, как ей на смену может прийти стабильность. Поэтому fortuna не играет особой роли в его системе, и само это слово почти не используется. Вместо этого Джаннотти опирается на аристотелевскую теорию причинности и аристотелевскую же теорию социальных сил.