такое обыкновение жить на материке и отсутствие в городе, естественно, привели бы к отчуждению этой группы от прочих граждан, и венецианское общество вскоре неизбежно оказалось бы разделенным и втянутым в гражданские войны. <…> Чтобы этот недуг не укоренился в Венеции, наши предки сочли достаточным поручить защиту материковых владений чужеземным наемным солдатам, а не венецианцам. Жалованье им полагалось выплачивать из налогов отдельных провинций, ибо воины, приглашенные для их защиты, по справедливости должны и жить за их счет768
.Однако он не имеет в виду, что военная и гражданская доблесть по определению несовместимы или что первая остается в автоматическом подчинении у второй, в силу давнего венецианского установления. Это проявление добродетели, которую Контарини считает присущей венецианской аристократии в целом. В отрывке, который многое говорит тому, кто знаком с флорентийской мыслью, он подкрепляет это утверждение уже знакомыми аргументами: у Венеции никогда не было законодателя; перед законодателем, имеющим дело с теми, кто менее добродетелен, чем он сам, стоит трудная задача; о ранней истории города сохранилось мало свидетельств. Джаннотти недоумевал, как некогда венецианцы без чьей-либо помощи смогли изобрести устойчивый порядок. Контарини же предпочитает не искать объяснение этой загадке, а с гордостью констатировать ее.
В
Такова была необыкновенная доблесть духа, которая позволила им создать нашу республику; подобного никогда не было, если даже сравнить ее с самыми знаменитыми государствами древности. Дерзну утверждать, что и в сочинениях выдающихся философов, которые, согласно своим душевным склонностям, обрисовали устройство государств, не было столь правильно организованной и представленной республики770
.