Как отмечено во многих недавних исторических исследованиях, гражданская проблематика английского гуманизма развивалась в рамках представления о гуманисте как советнике государя. Гуманист в этой роли обладал, подобно юристу у Фортескью, сведениями и навыками, которых государь был лишен. В этом смысле он вкладывал в союз собственную добродетель, способность отдельного человека участвовать в управлении политией, таким образом делая шаг в направлении аристотелевской концепции гражданина. В книге «Артикулированный гражданин и английский Ренессанс»796
Артур Б. Фергюсон на примере Томаса Мора, Томаса Старки и Томаса Смита прослеживает развитие самосознания советника: речь идет о понимании им своей роли, интеллектуальных и политических способностей, которых она от него требует, и публичной сферы, в которой он играет свою роль. Речь шла о союзе правителя и подданных, чьи отношения можно определить с точки зрения взаимных обязательств просить совета и давать его. По ходу изложения Фергюсон в некоторых отношениях все больше смещает акцент с иерархии на союзничество. Советник все чаще определяется через свои способности, на которые полагается государь, и становится уже не просто «хорошим» подданным, взывающим к сознанию «хорошего» правителя. Фергюсон и некоторые из его центральных персонажей чаще употребляют такие слова, как «гражданский» и «гражданин». Однако основанная на совете общность не превращается в республику, лишенную руководящего начала. Res publica, то есть «общее благо», остается телом (corpus), главой которого является государь, иерархической структурой, где советы дают люди, каждый из которых занимает положенное ему место. (Уолцер отмечает, что разнообразие отдельных добродетелей на самом деле более отчетливо представлено в средневековой иерархии, чем в непроницаемом индивидуализме веривших в предопределение кальвинистов797.) Подобным же образом Фергюсон прослеживает, как все возрастающая способность гуманистов контролировать секулярные понятия в Англии, как часто происходило и в других местах, дала импульс к развитию лучшей способности – видеть в королевстве сущность, подверженную изменениям с течением времени798. Впрочем, важно отметить, какие силы, по его мнению, ограничивали эту тенденцию. Социальные идеалисты середины XVI столетия полагали, что правление – мудрость государя в сочетании с мудростью его подданных, воплощенной в парламенте, – способно создавать законы, а законы способны привести к более справедливому и обеспечивающему процветание распределению общего блага, чем то, которое существовало на практике. Гуманисты, «рассуждавшие об общем благе», стремились понять, какие экономические силы действуют в обществе. Однако это направление мысли вместе с идеями динамизма, которые оно несло с собой, было оставлено в пользу статического и средневекового идеала сохранения королевства как иерархии чинов, системы порядка, которую нельзя поколебать. Существовал только порядок и хаос, лежавший за его пределами.