Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Однако развитие английской апокалиптики также связано с тем обстоятельством, что именно Англия теперь объявила себя ответственной за свои действия в драме священной истории. В каком-то смысле имперская и апокалиптическая мифологии служили лишь средствами формирования этого нового типа сознания. Халлер, автор важного современного исследования, посвященного Фоксу, отмечает – с позиции весьма далекой от подхода Уолцера, – что предводители пуритан, отправившихся в изгнание при Марии Тюдор, были не мятежниками-одиночками, «но высокопоставленными представителями отстраненной от дел иерархии и интеллектуального класса, лелеющего реальную перспективу возвращения законными средствами к законной власти»807. Знамение, убедившее их в избранности их нации – смерть Марии и восшествие на трон Елизаветы, – обеспечило им законное возвращение и избавило от необходимости прибегать к тирании и мятежу. Как много им потребовалось бы времени, чтобы действительно превратиться в одиноких революционеров, продлись их изгнание намного дольше, мы не узнаем. Важно, что дольше оно не продлилось и что «империя», в которой они видели противницу Антихриста и свидетельницу истины, оставалась «Англией» – комплексом светских законов, светской легитимности и светской истории. Этот комплекс существовал в пределах апокалиптического момента и исполнял апокалиптическую роль. Перед нами еще одна иллюстрация того тезиса, что именно секулярное обусловливало необходимость в апокалиптике, но между ним и последним примером этого явления, о котором мы говорили, существует значительная разница. Для Савонаролы утверждение апокалиптической роли Флоренции подразумевало одновременно утверждение светского прошлого города и отказ от него. Именно в силу своей «вторичной природы» флорентийцы способны начать обновление церкви, но в этом обновлении «вторичная природа» должна сгореть дотла. Для законопослушных и легитимистских умов тюдоровских англичан обновление – если они задумывались над смыслом этого слова – означало в первую очередь восстановление законной юрисдикции над самими собой (даже святой мыслил себя в радикализованных терминах права). Но юрисдикция – особенно для людей, склонных смотреть на закон с точки зрения прецедента и обычая, – должна уходить корнями в прошлое, и это прошлое требует постоянного подтверждения. Поэтому тезис, что Англии отводится избранное место в апокалиптических событиях, влек за собой мысль, что Англия выполняет особую функцию, во многом тождественную сохранению автономной юрисдикции, на протяжении всей истории церкви. Архиепископ Паркер, как и Джон Фокс, постарался в деталях воссоздать эту историю, где важные роли отводились Иосифу Аримафейскому, императору Константину, королю Иоанну, Уиклифу и Елизавете808. Кульминацией мысли об уникальном месте Англии в священной истории стало часто цитируемое (но совершенно не в духе Джона Буля) утверждение Мильтона, что прежде всего Бог открылся, «как Он всегда делал, своим англичанам»809.