Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Для нас важно, что исследование Фергюсона «гражданских» аспектов английского гуманизма привело к понятиям парламента и законодательства. Расширяя свое видение различных типов гражданского гуманизма, мы ищем местные варианты фигуры «гражданина», zōon politikon, который правит и которым правят. Во французской правовой гуманистической и политической мысли времен религиозных войн он предстает чаще всего в облике нижестоящего магистрата (будь то seigneur или officier), управляющего и управляемого. В этом контексте мы задаемся вопросом, на который Боден дал в целом отрицательный ответ: может ли общество чиновников составлять polis или совокупность людей, участвующих в политической жизни? Однако в Англии существовали общее право и парламент, более деятельный совещательный орган национального уровня, чем во Франции. Вместо чиновника, носителя подчиненного или производного imperium, перед нами оказывается более разносторонняя и в этом смысле более гражданская фигура советника. Им может быть провинциальный дворянин, представляющий графство или небольшой город. Будучи членом парламента, он способен дать совет своему государю на условиях, предписывающих ему рассматривать все затрагивающие королевство дела и выполнять свои функции как представителю всего политического тела в commune consilium regni799. По мере того как в XVI веке джентри массово стали представлять в парламенте маленькие города, они все чаще шли в школы, университеты и юридические учебные заведения. Они искали образования, которое позволило бы им служить государю, давать ему советы и состязаться за местные должности и влияние в структуре правления и юрисдикции, принадлежавшей одновременно и государю, и им самим. Полученное дворянами образование можно в очень обобщенном смысле назвать гуманистическим. Стремясь определить английский вариант политически активного гуманизма и сформированного им типа гражданского сознания, доступного англичанам, мы можем от идеалистов середины столетия перейти к новым идеологиям парламентских джентри.

Гуманизму середины века парламент, вероятно, виделся как источник законов, направленных на общее благо, но к концу столетия дворяне, заседавшие в палате общин, все чаще усматривали предназначение парламента в сохранении свободы, а свободу – уходящей корнями в незапамятные обычаи, с которыми можно было отождествлять каждое крупное юридическое и правительственное учреждение, вплоть до самого парламента. Идеологии «Древней конституции» можно дать чисто структурное объяснение: все английское законодательство строилось на общем праве, общее право было обычаем, обычай основан на презумпции древности. Собственность, социальная структура и правление существовали в рамках предписаний закона и потому, как предполагалось, восходили к глубокой старине800. Но если думать о ней как об идеологии, порождаемой попытками социальных существ по-новому осмыслить самих себя, мы можем назвать ее разновидностью гражданского сознания, особенно подходящей для джентри, которые утверждались в парламенте, судопроизводстве и местных институтах общего права. Слово «гражданский» используется здесь не случайно. Нет ничего более ошибочного, чем изображать страстные заявления о древности английских законов и свобод как пассивное принятие «традиционного общества». Это было скорее традиционалистское, чем традиционное – если воспользоваться различением Левенсона801, – проявление консерватизма, а консерватизм – это образ действия. Англичанин, воспринимавший свое королевство как совокупность обычаев, а себя как производящее обычаи существо, полагал, что собственник, участник тяжбы, член совета и государь постоянно участвуют в деятельности, нацеленной на сохранение, улучшение и передачу практик и обычаев, которые делали его и Англию такими, какими они были. Культ древности обычая являлся специфически английской разновидностью правового гуманизма, и великие антиквары эпохи Якова I, которые утверждали этот культ, начав подрывать его основы, – гуманисты совершенно особого рода. Как бы далеки они ни были от гражданского гуманизма в республиканском и флорентийском понимании, их можно считать несомненными и уже не средневековыми носителями гражданского сознания, определявшего публичную сферу и образ действий в ней в традиционалистских терминах.