Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Возможно, различие заключалось только в степени. Те же отчуждение, осуждение греховности и опыт обращения, которые приводили к торжеству дисциплины среди людей кальвинистского склада, у сектантов послужили триумфу антиномистического Духа. Однако Уолцер, намеренно не распространяя свой анализ на представителей сект, мог тем самым подсказывать: прямой экстраполяции недостаточно, чтобы объяснить феномен антиномизма. Если согласиться, как мы уже предлагали, с тем, что английский «святой» не был совершенно чужд светскому порядку, но, наоборот, активно вовлечен в него и что его апокалиптические настроения служили мерой и результатом этой вовлеченности, то различие между кальвинизмом и хилиазмом перестанет казаться просто двумя этапами одной и той же отчужденности. Ключевым окажется временнóй отрезок, когда англичанин Господа Бога, который сначала верил в избранность своей нации в силу ее преданности своим институтам, приходит к мысли, что некоторые из этих институтов или все они вместе недостойны дела, ради которого избрана нация. По мнению Ламонта, это произошло в тот момент, часто относимый приблизительно к 1641 или 1643 году, когда верующий отказался от апокалиптики Фокса в пользу апокалиптики Томаса Брайтмана, заявившего, что Церковь Англии – не более чем Лаодикийская церковь из третьей главы Откровения и что Филадельфийскую церковь следовало искать в другом месте, или же ей еще только предстояло явиться814. Очевидно, что речь идет об антиномистическом моменте. При этом законы, которые теперь отвергают избранные, носят – поскольку отвергнутая церковь «учреждена на основе закона» – светский характер и обладают хорошо известной секулярной историей, которую следует пересмотреть и осудить. Церковь, монархия и сам парламент по очереди оказались в особой части лимба; и каждый раз радикально отрицался и переписывался новый фрагмент английской истории. Если политический характер более антиномистически настроенных англичан Господа Бога склонял их к мысли о создании новых институтов, способных заменить прежние, то англичане более старой закалки угрюмо держались за старину, даже если она была лишена печати избранничества. Уильям Принн – опять же если опираться на Ламонта – предстает как один из тех, кто отдал предпочтение «Древней конституции», после того как всю жизнь был приверженцем идеи избранной нации. Он окончил свою карьеру, героически изучая хранящиеся в Тауэре записи в поисках свидетельств о происхождении парламента, и весьма патетически сравнивал себя с первосвященником Хелкией, который «книгу закона нашел в доме Господнем»815. В Тауэре не оказалось следов завета – только обычай и прецедент.