Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Эти люди, объявившие, что они из здравого смысла взялись за оружие, обязавшись следовать общей цели, декларировали тип политического самосознания, ранее не встречавшийся в Англии. Подобные действия представляли собой революционный акт, и неудивительно, что при попытке сделать такого рода заявление авторы документов используют и выходят за пределы всех политических языков, доступных на тот момент англичанам. Например, здесь можно обнаружить ссылку на существовавшие в древности свободы, которая усиливается обвинением в том, что они не унаследованы, как того требовала доктрина «Древней конституции», а утеряны еще в далекие, но не вполне забытые времена, и теперь должны быть восстановлены872. Встречается ссылка и на принцип salus populi suprema lex. Однако нам следует глубже проникнуть в характер этой радикальной мысли, обратившись к отрывку из документа, где он постулируется в духе, сильно отличном от воззрений Паркера. Цель заключается уже не в некоей в конечном счете консервативной отсылке к непоколебимому принципу законности, а в утверждении, что народ самостоятелен и как таковой действует перед лицом Бога.

Ибо Бог ни одного таланта не дал человеку для того, чтобы тот завернул его в платок и не пустил в дело, но ничтожнейший вассал (в глазах мира) столь же благодарен и любезен Богу, как и могущественнейший из государей или полководцев под солнцем, за вверенный ему талант и за то применение, какое он ему найдет. <…> Если бы даже вы, сэр [Фэрфакс], – да, если бы весь парламент и все королевство – освободили нас от этой службы или… приказали нам молчать и не предпринимать никаких действий, ни они, ни вы не могли бы освободить нас от наших обязанностей перед Богом или перед собственной природой. <…> А если кто-либо будет склонять ваше превосходительство поверить, что мы нарушители всякого порядка и формы и что именно так подобает на нас смотреть, мы желаем напомнить вашему превосходительству, что закон природы и народов, скрепленный нашими общественными указами и документами, может служить им ответом, оправдывая целесообразность избранных нами ныне средств. Ибо любая форма призрачна и подчиняется определенной цели. А безопасность народа выше всяких форм, обычаев и прочего, и право народа на безопасность оправдывает все формы или изменение этих форм ради его соблюдения, и никакая форма не обладает законностью, когда перестает обеспечивать сохранение или соблюдение его же873.