Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Харрингтон писал в то же время, что и Вейн, Мильтон или приверженцы «пятой монархии». Это обязывало его принять в расчет возможность другой аристократии, еще более грозной, чем даже наследная: аристократии царства святых, элиты духовного опыта, судить о чьих способностях многие по определению не могли. Дабы понять всю глубину этой проблемы, надо иметь в виду: он успешно поместил Англию в контекст не традиционного, а античного общества. Английская история теперь представала – в большей степени, нежели история Флоренции со времен ранних произведений Бруни, – как часть взлета, падения и перерождения республиканской добродетели, а в текущий момент Англия располагала возможностью воссоздать республику вооруженных граждан в том виде, в каком она не существовала после Рима эпохи Тита Ливия. В этой книге мы неоднократно возвращались к мысли, что момент восстановления республики, общества, в котором люди стали такими, какими они должны быть, едва ли возможно представить вне апокалиптического момента или времени, когда благодать действует в истории. Харрингтон здесь не был исключением. Океания, сказано в одном месте, «нарцисс Саронский, лилия долин» и законодатель воспевает ее начало восторженными словами из «Песни песней»965, которые у любого ортодоксального христианина ассоциировались с образом Церкви как Невесты Христовой. В другом месте мы читаем, что эта республика – царство Сына, как республика Моисея была царством Отца966. Но это и тот момент, когда возникает царство святых, которое по-своему ставит под сомнение равенство всех граждан перед Богом.

Избранная нация – это специфически английское словосочетание, свидетельствующее о священстве всех верующих. С самого начала оно выражало превосходство светской власти на весьма любопытной и характерной смеси лаицизма и апокалиптики. Претензия папы как наместника Бога, действующего из вневременного nunc-stans, внутри времени была отвергнута как ложная. Тогда взять на себя роль сообщества верующих, ожидающих возвращения Христа во времени, могло бы светское общество. Таким образом, превосходство светской власти над какими-либо церковными притязаниями, пытавшимися это превосходство оспорить, превращалось в испытание, требовавшее отречения от Антихриста, в роли которого один за другим выступали римские священники, арминианские епископы и шотландские пресвитеры. Для индепендентов 1650‐х годов главным врагом оставался Рим, но за ним следовало jure divino967 пресвитерианство. Когда законодатель у Харрингтона – отчасти списанный с Кромвеля – завершает труды, свое имя он увековечивает именно благодаря победам над чужеземными захватчиками, очевидно, шотландцами968. Однако царство праведников, претендующих на духовный авторитет, избранничество или озарение, недоступные другим людям, представляло угрозу уже вполне секулярного сообщества в его религиозной роли, в которой оно по сути представляет собой явление того же порядка, что и царство праведников. Вот почему Уильям Принн объявил квакеров переодетыми иезуитами или францисканцами969. В третьей и четвертой книгах «Левиафана» Гоббс попытался воздвигнуть укрепление против всех этих опасностей. В весьма самобытной манере он использовал доводы радикального протестантизма. Гоббс доказывал, что никакая земная сила не может обладать властью, полученной непосредственно от Христа в период между Его Вознесением и Вторым Пришествием или же непосредственно от Бога после того, как с избранием Саула пришла к концу теократия Моисея, и до той теократии, которая утвердится после возвращения Христа и воскресения мертвых. Естественная и искусственная государственная власть Левиафана, вышедшая на передний план, действительно безраздельно господствовала над проповедью и толкованием пророческого слова о возвращении Бога, что становилось возможным лишь за счет его беспрестанного повторения, обращавшего в прах всех псевдодуховных соперников Левиафана. Впрочем, Левиафан оказывался в контексте апокалиптического времени, и слово пророчества напоминало ему о том дне, когда он утратит власть, ибо вместе с воскресшим Христом вернется теократия970.