Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Может показаться, что Гоббс и Харрингтон – теоретик абсолютного суверенитета и теоретик содружества частной добродетели – были настолько не согласны между собой, насколько вообще могут быть не согласны два идеолога. В самом деле, Харрингтон не скупится на критику теории власти Гоббса, его ненависти к греко-римскому наследию и замены им публичной и активной добродетели частным и добровольным подданством971. Однако есть и другой, более глубокий смысл, с точки зрения которого они оказывались заодно и имели общих врагов. Харрингтон, как и Гоббс, старался доказать, что первые пресвитеры и диаконы, рукоположенные апостолами, не посвящались в это звание на правах преемственности, а избирались на собраниях972. Подобно большинству индепендентов, склонялись ли те к эрастианству или к конгрегационализму, он стремился таким образом опровергнуть авторитет папистов, приверженцев епископальной системы и пресвитериан, вместе взятых. На эту тему существовала обширная литература, из которой он мог почерпнуть свои доводы. С Гоббсом его сближало общее для них обоих желание продемонстрировать, что орган, избиравший пресвитеров и диаконов, был гражданским, и что – по крайней мере по мысли Харрингтона – первоначальные ecclesiae представляли собрания граждан в афинском понимании слова ekklesia973. Суть в том, чтобы доказать: выбор духовенства – это выбор граждан, осуществляемый гражданским сувереном. Как бы Харрингтон и Гоббс ни отличались в своем понимании суверенитета, самодостаточный полис или содружество, как подчеркивал Гоббс, настолько самостоятельны в своих делах, насколько это возможно для любого владычества, подчиненного Левиафану. А враги были те же: долгая полемика Харрингтона на тему рукоположения во времена первых христиан, направленная против англиканина Генри Хэммонда, является реакцией – страница за страницей и тезис за тезисом – на фрагмент из работы последнего, где Хэммонд нападает на Гоббса974.

Гоббс поместил владычество Левиафана в настоящее, в этот интервал между прямой властью Бога, исполнявшейся в теократии Моисея, и прямой властью Бога, которую будет исполнять на земле воскресший Христос. Как следствие, он подчеркивал тождество обеих теократий и их монархический характер. Власть, которую Бог будет исполнять через человеческую природу Христа, Он ранее осуществлял через Своих наместников, от Моисея до Самуила. Однако Харрингтон настаивал, что государство Моисея представляло подлинную классическую республику и что люди, согласно своим сословиям, полномочны избирать служителей религии, равно как и чиновников государства975. Говоря это, он не чувствовал себя обязанным расходиться с Гоббсом. Главной его целью было перечеркнуть всякие притязания со стороны клира на независимое обладание духовной властью, а республика могла отстаивать гражданский суверенитет столь же эффективно, как и монархия. Отсылка к теократии – еще одна форма отрицания независимости священства – сохранялась за счет возвращения к той мысли, и Харрингтон обращается к ней неоднократно, что республика, режим, при котором все граждане равны и при котором все равно свободны перед Богом. Следовательно, республика – это теократия, королевство, где Христос король976. Намного раньше так говорил Савонарола, а Вейн и приверженцы «пятой монархии» по-прежнему настаивали на этом тезисе. Но, с точки зрения Харрингтона, их утверждения были ложными, поскольку они сами, как элита или как избранные, притязали на власть, в которой отказывали другим гражданам977. Они отрицали республику и отрицали царство Христа, пытаясь присвоить его себе. Они были недалеки от Антихриста.