Быстроразвивающаяся политическая экономия, основная форма августинской политической мысли, развивалась в контексте меняющихся отношений, которые публицисты готовы были осмыслить и допустить между землей, торговлей и кредитом как источниками не просто благосостояния общества, но политической стабильности и добродетели. Последнее из названных понятий акцентировалось столь сильно, что мы должны признать: первая глава в истории политической экономии в то же время оказалась еще одним разделом в продолжающейся истории гражданского гуманизма. Участники дискуссии, посвященной этой проблематике в первой половине XVIII века, обращались к Харрингтону и Макиавелли, продолжая оппозиционную критику того союза патронажа и милитаризма, коррупции и постоянной армии, о котором шла речь в ходе полемики 1675 года. Связь этих явлений уже стала настолько неотъемлемым элементом политических споров, что и сторонники нового порядка вынуждены были принимать многие сопряженные с ним постулаты и допущения. В этой полемике Августинской эпохи можно указать несколько кульминационных моментов. Во-первых, «спор о постоянной армии», или «памфлетная война», приблизительно 1698–1702 годов1046
, когда в поддержку партии «страны» выступали Джон Толанд, Джон Тренчард, Уолтер Мойл, Эндрю Флетчер и Чарльз Давенант, а в поддержку двора – Даниэль Дефо и Джонатан Свифт. Во-вторых, «четыре последних года» правления королевы Анны, когда Свифту, поддерживавшему тори, противостояли Аддисон и Дефо – расстановка сил несколько изменилась – со стороны вигов1047. В-третьих, время волнений, связанных с крахом Компании Южных морей, когда на первом плане оказались публицисты Джон Тренчард и Томас Гордон, издававшие «Письма Катона» («Памфлетная война», которая пришлась на последние годы правления Вильгельма III, также известна как «спор о постоянной армии»1049
. Импульсом к ее возникновению во многом послужило желание партии «страны» сократить численность английских и иностранных королевских войск сразу после подписания мирного договора 1697 года. Кроме того, она включала в себя и проблематику коррупции по меньшей мере в трех значениях этого понятия, от древнего до самого нового. Обнаружилось, что придворные, в том числе иностранцы и женщины, получили огромную прибыль с земли в Ирландии; время от времени звучал призыв исключить из палаты общин тех, кто злоупотребляет своим положением в ней; наконец – и это явление было самым новым, – возникла получившее впоследствии широкое распространение решительная критика «разлагающего» воздействия на парламент и общество со стороны владельцев капитала и биржевых трейдеров, рантье, живущих за счет своей доли (как бы они ее ни получили) государственного долга. Восхваления в адрес свободного ополчения в сочетании с надрывным плачем по поводу разлагающего влияния исполнительной власти, с которыми мы уже хорошо знакомы, породили новый взгляд на отношения между войной и торговлей с добродетелью и вылились в новый спор о ходе английской и европейской истории, характерная неоднозначность которого наглядно свидетельствует о склонности представителей новой эпохи размышлять о ней с позиций неомакиавеллизма. Начать исследование этого направления мысли лучше всего с анализа произведений Эндрю Флетчера, Чарльза Давенанта и Даниэля Дефо.