Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв.

И со свечкой искали они, и с умом,
С упованьем и крепкой дубиной,
Понижением акций грозили притом
И пленяли улыбкой невинной.

И решил Браконьер в одиночку рискнуть,

И, влекомый высокою целью,
Он бесстрашно свернул на нехоженый путь
И пошел по глухому ущелью.

Но рискнуть в одиночку решил и Бобер,

Повинуясь наитью момента —
И при этом как будто не видя в упор
В двух шагах своего конкурента.

Каждый думал, казалось, про будущий бой,

Жаждал подвига, словно награды! —
И не выдал ни словом ни тот ни другой
На лице проступившей досады.

Но все у́же тропа становилась, и мрак

Постепенно окутал округу,
Так что сами они не заметили, как
Их притерло вплотную друг к другу.

Вдруг пронзительный крик, непонятен и дик,

Над горой прокатился уныло;
И Бобер обомлел, побелев, точно мел,
И в кишках Браконьера заныло.

Ему вспомнилась милого детства пора,

Невозвратные светлые дали —
Так похож был тот крик на скрипенье пера,
Выводящего двойку в журнале.

«Это крик Хворобья! – громко выдохнул он

И на сторону сплюнул от сглазу. —
Как сказал бы теперь старина Балабон,
Говорю вам по первому разу.

Это клич Хворобья! Продолжайте считать,

Только в точности, а не примерно.
Это – песнь Хворобья! – повторяю опять.
Если трижды сказал, значит, верно».

Всполошенный Бобер скрупулезно считал,

Всей душой погрузившись в работу,
Но когда этот крик в третий раз прозвучал,
Передрейфил и сбился со счету.

Все смешалось в лохматой его голове,

Ум за разум зашел от натуги.
«Сколько было вначале – одна или две?
Я не помню», – шептал он в испуге.

«Этот палец загнем, а другой отогнем…

Что-то плохо сгибается палец;
Вижу, выхода нет – не сойдется ответ», —
И заплакал несчастный страдалец.

«Это – легкий пример, – заявил Браконьер. —

Принесите перо и чернила;
Я решу вам шутя этот жалкий пример,
Лишь бы только бумаги хватило».

Тут Бобер притащил две бутылки чернил,

Кипу лучшей бумаги в портфеле…
Обитатели гор выползали из нор
И на них с любопытством смотрели.

Между тем Браконьер, прикипая к перу,

Все строчил без оглядки и лени,
В популярном ключе объясняя Бобру
Ход научных своих вычислений.

«За основу берем цифру, равную трем

(С трех удобней всего начинать),
Приплюсуем сперва восемьсот сорок два
И умножим на семьдесят пять.

Разделив результат на шестьсот пятьдесят

(Ничего в этом трудного нет),
Вычтем сто без пяти и получим почти
Безошибочно точный ответ.

Суть же метода, мной примененного тут,

Объяснить я подробней готов,
Если есть у вас пара свободных минут
И хотя бы крупица мозгов.

Впрочем, вникнуть, как я, в тайники бытия,

Очевидно, способны не многие;
И поэтому вам я сейчас преподам
Популярный урок зоологии.

Хворобей

– провозвестник великих идей,Устремленный в грядущее смело;
Он душою свиреп, а одеждой нелеп,
Ибо мода за ним не поспела.

Презирает он взятки, обожает загадки,

Хворобейчиков держит он в клетке
И в делах милосердия проявляет усердие,
Но не жертвует сам ни монетки.

Он на вкус превосходней кальмаров с вином,

Трюфелей и гусиной печенки;
Его лучше в горшочке хранить костяном
Или в крепком дубовом бочонке.

Вскипятите его, остудите во льду

И немножко припудрите мелом,
Но одно безусловно имейте в виду:
Не нарушить симметрию в целом!»

Браконьер мог бы так продолжать до утра,

Но – увы! – было с временем туго;
И он тихо заплакал, взглянув на Бобра
Как на самого близкого друга.

И Бобер ему взглядом признался в ответ,

Что он понял душою за миг
Столько, сколько бы он и за тысячу лет
Не усвоил из тысячи книг.

Они вместе в обнимку вернулись назад,

И воскликнул Банкир в умилении:
«Вот воистину лучшая нам из наград
За убытки, труды и терпение!»

Так сдружились они, Браконьер и Бобер —

Свет не видел примера такого, —
Что никто и нигде никогда с этих пор
Одного не встречал без другого.

Ну а если и ссорились все же друзья

(Впрочем, крайне беззубо и вяло),
Только вспомнить им стоило песнь Хворобья
И размолвки их как не бывало!