Море синеет…

Еще во Франции я купил карту ветров, на которой были обозначены преобладающие ветры Атлантики. Судя по ней, парусник, идущий на зюйд-вест со стороны Гибралтарского пролива, попав в зону северо-восточных пассатов, с попутными ветрами достигает района южнее тропика Рака, где-то южнее Саргассова моря. Затем судну придется двигаться на запад, а вблизи Бермудских островов повернуть на север и взять курс на Нью-Йорк.

Хотя такой маршрут пролегал много южнее прямого пути на Нью-Йорк и расстояние до него увеличивалось на несколько сотен миль, я решил идти именно этим курсом, а не навстречу преобладающим ветрам. Прямой путь — кратчайшее расстояние для парового, а не парусного судна.

Парусник, направляющийся из Нью-Йорка в Гибралтар, будет основную часть пути двигаться с западными, попутными ветрами, и плавание его составит немногим больше трех тысяч миль. Из Гибралтара в Нью-Йорк приходится пройти самое малое четыре с половиной тысячи миль. Этим и объясняется сложность трансатлантического плавания в западном направлении. Джошуа Слокам в 1895, а Блэкберн в 1902 году пересекли Атлантику в одиночку. Двигались они с запада на восток и сделали заход на Азорские острова. Самый длинный участок пути без захода составил две тысячи миль.

Но пересечь Северную Атлантику с востока на запад в одиночку никто еще не пробовал. Слокам установил замечательный рекорд, пробыв в Индийском океане семьдесят два дня. Я всегда восхищался этим знаменитым мореплавателем. Я знал, что мое плавание без захода в порт будет длиться дольше, чем любой из его переходов, но был счастлив при мысли о трудностях, которые мне предстоит преодолеть.

Находясь на борту парусного судна, никогда не знаешь, скоро ли доберешься до порта назначения, поэтому-то я и захватил с собой четырехмесячный запас продовольствия. Впоследствии оказалось, что ветры отнюдь не благоприятствуют мне, я радовался собственной предусмотрительности.

Вышел я из Гибралтара 6 июня. И что знаменательно, погода стояла великолепная. Вначале ветер был довольно слабым, поэтому я загорал на палубе и, нежась в лучах солнца, начал мечтать о грядущих днях — о радостях и, наверно, испытаниях, которые они принесут.

Я безгранично верил в свое храброе суденышко и вполне полагался на свои штурманские способности. Чувствовал себя превосходно, не испытывал никакой тревоги и с нетерпением ждал встречи с пассатами, которые помогут мне дойти до тропиков, где ждут щедрое солнце, летучие рыбы и, как знать, увлекательные приключения.

В последний раз я взглянул на сушу, на благородные очертания Гибралтара, залитого весенним солнцем. Ветер немного усилился, поэтому я подобрал шкоты и, выйдя из бухты Альхесирас, направился в Гибралтарский пролив. Вскоре я очутился в Гибралтарском проливе и огибал мыс Карнеро.

Рыбы было такое множество, что вода казалась кипящей. Вокруг судна резвились дельфины, между ними ныряли чайки. Я с удовольствием поймал бы несколько рыб, но яхта двигалась слишком быстро, чтобы рассчитывать на успех."

Пока у Жербо все шло хорошо, но следующая глава его книги называется "Тревожные открытия", и название это весьма удачное. Первое "открытие" состояло в том, что, оказывается, начали перетираться паруса. В вахтенном журнале от 23 июня Жербо выражает сомнение, что яхта выдержит плавание: ему то и дело приходится работать парусной иглой.

Следующее открытие было еще более тревожным: основная часть пресной воды испортилась. Перед выходом из Гибралтара он взял восемьдесят галлонов. Тридцать галлонов находилось в оцинкованных цистернах под настилом рубки, а пятьдесят — в двух бочках, одну он поместил в носовой части, которую закрепил на палубе. Таким образом, основной запас воды находился в бочках; эта-то вода и испортилась, хотя бочки, купленные в Гибралтаре, были новые: вода в них покраснела, стала кислой на вкус и непригодной употребления.

Итак, возникла вторая проблема — нехватка воды, первая же — недоброкачественная парусина и штопка ее — впоследствии стала главной.

"Стояла сильная жара, и под лучами жгучего солнца я постоянно испытывал жажду, но вынужден был обходиться чашкой воды в день, и ни капли больше. Лишь через две недели после того, как я обнаружил, что вода испорчена, мне удалось собрать воды с парусов. Ночью 17 июля налетел шквал с дождем, и я, собрав еще две пинты воды, пополнил свой скудный запас, потом разделся донага и наслаждался прохладой дождевых струй. Днем я часто освежался, принимая души: обливался забортной водой. Но скоро мне снова становилось так же жарко и жажда мучила с прежней силой.