Море смерти, берег любви

Я понял, что аудиенция закончена, и полез на койку досыпать положенный мне час. Но сон напрочь вылетел из головы. «Что это, подстава? – думал я. – Или кто-то действительно обо мне заботится? Неужели кому-то выгодно, чтобы я был на свободе? Зачем? Чтобы не раскололся о взрыве близнецов? Или чтобы повесить на меня новые преступления? Или чтобы единолично расправиться со мной? Кто эта „добрая душа“? За „спасибо“ такие дела не делаются, значит, мне придется расплачиваться чем-то? Но чем? Разве что собственной жизнью…» Я ворочался с боку на бок и не мог сосредоточиться, чтобы принять верное решение. Слова Штурмана означали, что при первой возможности мне устроят побег, и в моей власти решить, сорвусь ли я или по собственной воле останусь куковать на нарах. Побег до суда, если, конечно, он окажется неудачным, только ухудшит мою и без того отвратительную ситуацию. А удачный побег? Вся оставшаяся жизнь пройдет в страхе, я буду шарахаться от любого железнодорожника в форменной одежде, опасаясь снова загреметь за решетку. Но кто этот тайный доброжелатель? И доброжелатель ли это? Зачем и кому я нужен там, на воле? Знакомых среди криминальных авторитетов у меня нет, кроме покойных близнецов. Разве только, может быть, Шершавый по заказу Рэма, чтобы учинить надо мной самосуд? Или Касьян, чтобы безнаказанно поиздеваться надо мной? Но для этого не нужно организовывать такое малоперспективное дело, как побег. Достаточно переправить маляву Штурману, и можно с уверенностью искать меня на том свете – я просто упаду ночью во сне с койки и сломаю себе шею. А вдруг это Кэтрин? Может быть, у ФБР или ЦРУ, где она там служит, есть связи в российских тюрьмах? Может быть, это она пытается меня вытащить? Кэтрин!.. Такая мысль несказанно меня умилила. О, если бы это действительно было так! Из-за этого и помереть не жалко!..

Дверь камеры отворилась, и контролёр внутренней службы крикнул, перекрывая гул и мат тридцати человек:

– Копцев, на выход… К адвокату…

Я мгновенно слетел со второго яруса и, привычно заложив руки за спину, вышел из камеры.

«Неужели уже началось? – с замиранием сердца подумал я. – Неужели?»

Глава двадцатая

Адвокат оказался индифферентным молодым человеком шкурного вида. На носу у него сверкали стёклами стильные очки в дорогой оправе, но ноги в стоптанных кроссовках он предпочитал не высовывать из-под стола. Он мне сразу почему-то не понравился. Слишком шустрый и слишком уверенный в себе тип, подумал я. Однако послушаем, что он скажет…

– Меня зовут Борзятников Игорь Петрович, – представился он, протягивая мне руку.

Рука у него оказалась холодной и цепкой. Странная птица этот Борзятников. И фамилия характерная – как говорится, бог шельму метит.

– Я, кажется, не просил вас об услугах, – дипломатично начал я, рассматривая его золотой «Паркер» на столе и обшарпанный дипломат рядом.

– Вы не просили, – отозвался адвокат. – Зато об этом просили ваши друзья. Они же и оплачивают мои услуги.

– Вот как? – удивился я. – А мне еще недавно казалось, что у меня нет друзей… Если вы не в курсе, по странному, я бы даже сказал, где-то роковому стечению обстоятельств мои друзья все на данный момент, увы, безнадёжно мертвы.

– Очевидно, не все они мертвы, не все, – утешил меня Борзятников, доставая из дипломата шикарную кожаную папку с золотым тиснением. В ней были кипа бумаг, газетные вырезки и типографские бланки.

– Могу я в таком случае узнать их имена? – осторожно спросил я.

– Не можете. К сожалению, совсем не можете…

– Почему?

– Это одно из условий моего нанимателя.

Подобная скрытность пришлась мне не по вкусу, и я резко заметил, поднимаясь на ноги:

– Тогда я вынужден отказаться от ваших услуг и от услуг неизвестных мне людей… Разговор окончен, вызывайте конвой.

Борзятников удивленно уставился на меня и заметил:

– С вашей стороны это совершенно неблагоразумно.

– Это мое дело!

– Речь идет о вашей свободе, – туманно заметил адвокат и осторожно добавил: – О вашей возможной свободе в самом ближайшем времени…

Я задумался. Слишком красиво звучит короткое слово «свобода», чтобы от него отмахнуться, как от мухи.

– Тогда могу я хотя бы узнать пол вашего нанимателя? Это мужчина или женщина?

– Я согласую ответ на этот вопрос с вашими друзьями и сообщу вам его при следующем свидании.

– Боюсь, что в таком случае оно не состоится, – гордо отрезал я.

Тут мой надменный взгляд случайно упал на свернутую газету, которая одним краем вылезала из-под папки с бумагами Борзятникова. На ней я увидел серо-черный край какого-то снимка и крупный заголовок статьи вверх ногами. Судя по «шапке», это была молодежная газета, недавно выросшая из комсомольских штанишек и поэтому невероятно наглая. Аршинными буквами заголовок гласил: «Американская журналистка в лапах русских медведей!!!» – и помельче ниже: «Московское бюро AEN в ужасе».

Я плюхнулся на стул, как будто мне подрубили ноги.

– Я очень соскучился по свежим газетам… Разрешите взглянуть? – Я протянул руку к газете. – Хочется узнать прогноз погоды на завтра, а то у меня давление, знаете ли, скачет…