Морские дежавы. Морская культура, континентальные империи и конфликт, который создал современный мир

Меншиков оказался прозорлив. В 1739 г. венецианский граф Франческо Альгаротти прибыл в город, чтобы удовлетворить свое любопытство. Его поразили "великолепный канал" и могучие корабли в Кронштадте, в том числе огромный трехпалубный корабль, названный Анной в честь царицы. Затем он отправился на пароходе в Санкт-Петербург, по узкому каналу, "этот триумфальный путь, этот священный путь Невы, украшен не арками и храмами", а низкорослыми кустарниковыми лесами, совершенно недостойными этого места. Затем, с драматической внезапностью, вид изменился, и перед нами предстал имперский город, полный величественных зданий. Эхо Венеции сильнее всего доносилось с воды. Сойдя на берег, Альгаротти осудил "ублюдочное" архитектурное смешение итальянского, французского и голландского, высмеяв каналы царя как простое украшение. Проницательный венецианец быстро отделил далекое визуальное великолепие от реальности плохо спроектированных, наспех построенных сооружений. Русское барокко было сосредоточено на показе, но содержание было менее впечатляющим, возможно, это неизбежно, учитывая место и скорость строительства. Город Петра, как и его флот, был монументальным проектом тщеславия: оба они коренным образом изменили общественный облик России, но не оказали существенного влияния на население за пределами города в течение еще одного столетия и более. Петр начал движение России на Запад: проект был далек от завершения и в 1725, и в 1825, и в 1925 годах. Россия отвергла важнейшие элементы западного прогресса, связанные с превращением в морскую державу, такие как всеохватывающая политика и открытая экономика, а также мореходство и любопытство к миру за пределами национальных границ. Петр принес в свою страну многие западные технологии - современные крепости, военные корабли, навигационное оборудование, печатные станки, глобусы и телескопы, - но он навязал их более старой реальности. Культура морской силы не нашла своего дома в петровской России, поскольку корни этой идентичности не были заложены в предшествующие века. Англичане более двухсот лет создавали образ настоящей морской державы. Петр же за двадцать лет впихнул свою версию в глотку совершенно неподготовленному и незаинтересованному народу и был раздосадован, когда тот поперхнулся. Переодеться в морскую державу - не то же самое, что стать ею.

После сокрушительного поражения Швеции под Полтавой в 1709 г. и эпидемии чумы, охватившей шведские гарнизоны в Прибалтике, Петр завершил свой балтийский проект. В 1710 г. взятие Выборга обеспечило сухопутный и морской фланги Петербурга, а захват прибалтийских провинций добавил в портфель России хорошо укрепленные порты, в том числе Ригу и Ревель (Таллин), а также немецкоязычное служилое дворянство для руководства вооруженными силами.

Внезапное появление России на балтийском побережье встревожило другие морские державы: «Британия, в частности, настаивала на том, что нельзя допустить полного развала Швеции и что необходимо поддерживать баланс между северными державами». Этот баланс не позволил бы России монополизировать поставки балтийских военно-морских запасов. Для его поддержания с 1713 г. на Балтику направлялись боевые флоты Королевского флота, чтобы сдержать российские планы в отношении западного бассейна замкнутого моря и поддержать интересы Ганновера. Российская экспансия была уязвима для британской военно-морской мощи. В 1725 году королевский флот появился у берегов Ревеля, что позволило Дании бросить вызов России в кризисной ситуации вокруг Шлезвига. Эта демонстрация военно-морской мощи убедила русских признать ограниченность их балтийского проекта.

В своем критическом исследовании царствования Петра Линдси Хьюз задала ключевой вопрос: "Много ли Петр ценил свой флот?" Ее ответы были более прозорливыми и ясными, чем у военно-морских аналитиков. Флот был дорог, но он служил более высокой, по сути, земной цели. Примат территориальных вопросов в расчетах Петра означал, что наиболее значимая роль Азовского флота заключалась в "сдерживании турок и татар", а присутствие Петра в Азове в 1709 г., возможно, сдерживало вмешательство Османской империи в Северную войну незадолго до Полтавской битвы. Несколько лет спустя Петр пожертвовал азовским флотом в качестве разменной монеты, чтобы избежать неудобной турецкой войны. Военно-морская мощь может быть полезной для континентального государства, но морская мощь - нет.