Быков подозревал, что все до сих пор живы только благодаря ему. Это и вдохновляло, и тут же заставляло с тяжелым сердцем размышлять о приближающейся неминуемой развязке. Неестественность поведения загнавших добычу охотников, которые вытаскивали физика со спутниками из завалившейся на бок машины, только усугубляла это тягостное предчувствие. Хмурые люди в камуфляже вели себя шокирующе вежливо для подобных обстоятельств. Их не били, не унижали, даже не материли – просто жестко заломили руки и молча отвели к дороге, где посадили в армейский грузовик. Но глаза были недобрые, волчьи, словно «оборотни» только и ждали команды – наброситься, растоптать, растерзать на части. Они, ощущавшие себя новыми хозяевами жизни, потеряли неприемлемо много людей, техники и времени, гоняясь по разбитым дорогам за какой-то пестрой гоп-компанией. Однако тот, кто мог дать команду растерзать, растоптать и так далее, находился в трех часах езды отсюда. В поволжском городе Чебоксары, куда вчера вечером изволил прибыть Генерал со свитой.
Внешне город казался вполне себе живым, что по нынешним временам выглядело почти чудом. Здания в центре щеголяли свежепокрашенными белыми или голубыми стенами, в окнах весело поблескивали целые стекла. Дороги выглядели очень даже сносно, аккуратно залатанные, с желтой разметкой, улицы идеально чистые, со скамейками и фонарями. Но, похоже, то была одна зловещая потемкинская деревня. Физик мог судить о том по животным инстинктам горожан. Заслышал рев моторов автомобильного кортежа, прохожие как по команде, не оглядываясь, дружно ныряли в какой-нибудь боковой проулок. Проехав по городу на сумасшедшей скорости почти до самой Волги, все пять или шесть автомобилей, включая их помятый джип, притормозили на просторной как футбольное поле площади перед бело-оранжевым зданием с помпезными колоннами и барельефами прыгающих муз на фронтоне. Как выяснилось чуть позже, местным драмтеатром. Быков даже через страх почувствовал, сколь сильно ущемлено его чувство прекрасного этим образчиком гипсового псевдоампира. Тем более что музы, даже если прежде и обитали здесь, ныне явно пребывали в позорном изгнании. Разминая ноги, физик прогулялся с охранником до стоявшей неподалеку афишной доски. Под ярко-красной надписью «Репертуар», рядом с афишей «Вишневого сада» Чехова, были также аккуратно наклеены зачем-то сразу несколько одинаковых свежеотпечатанных объявлений о расстреле пяти жителей Чебоксар, заподозренных «в краже продуктов питания из общественного универмага на Проспекте Ленина во время комендантского часа».
Листок сероватой, дешевой бумаги показался ему едва ли не главным артефактом русской жизни, переходящим из века в век несмотря на смену режимов и технологических укладов. Он смотрел на него и словно на машине времени переносился все дальше и дальше, безо всяких затруднений примеряя на прочитанные слова эпоху за эпохой. Страх, не отпускавший Быкова с момента их пленения, обратился в тотальное, слепое отчаяние. Не доказательство ли перед ним, что основная масса людей, существуя в истории, отнюдь не становится лучше, а упрямо остается животными, подчиняющимися лишь коллективному насилию в лице государства? Готова под любым предлогом сбросить с себя как старую кожу тонкий налет иррационального милосердия к ближнему, собственно и делающий нас людьми? Значит, любые усилия видоизменить человеческую популяцию с помощью культуры, науки, религии обречены? Мысль эта так ужаснула его, что физиком тут же овладело страстное желание сорвать объявление с доски и топтать, топтать его ногами до тех пор, пока заключенные в нем слова не превратятся в ничего не значащую, безмолвную бумажную пыль.
– У вас в театре всегда такой репертуар?
Вопрос, заданный охраннику исключительно из желания немедленно что-то предпринять, получился злым, но беспомощным. Тот понял его по-своему.
– Да по-разному. Иногда из исламского подполья вешаем. Казанских шпионов. А бывает, кто-то из наших под раздачу попадет. Раз в неделю точно кого-то в расход пускают.
Уже когда пленников заводили в здание театра, Быкову вдруг спасительно пришло в голову взглянуть на объявление о расстреле мародеров с другой стороны.
«История из века в век помещает нас в схожие ситуации, чтобы понять, как мы изменились, – заключил, успокаивая себя, физик. – Испытывает каждое поколение, заставляя делать похожий выбор, иначе как можно определить, что человек в самом деле стал лучше?»