Московская стена

– У нас везде свои люди. О вашем побеге из Чебоксар часа полтора назад доложили. Говорят, Генерал в бешенстве. Лично расстрелял для острастки человек пять из собственной охраны. В таком шоке был, что даже погоню отправлять не стал. Сдался. В первый раз про такое слышу, чтобы Генерал сдался.

Вспомнив стеклянные, как у восковой фигуры, глаза Генерала, Быков передернул плечами. Отчего-то не верилось, что этот человек способен сдаться, отпустить добычу, которая уже бессильно трепыхалась в его пасти. Для таких весь смысл жизни заключен именно в ловле и пожирании других. Чем больше поймал и сожрал – тем выше вырос в собственных глазах. Ворон, пусть и не лицезрел Генерала лично, тоже засомневался, услышав эту новость.

– Мы в Чебоксарах даже танки видели. Им ходу сюда – часа четыре. А у вас на берегу ничего тяжелого. Ни одного орудия. Мост что ли заминирован?

Егор снова улыбнулся. Кивнул утвердительно.

– Конечно заминирован. Последний мост через Волгу на триста километров вверх и вниз по реке. И у Генерала об этом знают. А с юга и севера у нас все прикрыто. Что-то вроде линии Мажино. Доты, окопы, минные поля.

Ворон откинулся на спинку обитого тканью сиденья. Вспомнил, разглядывая пейзажи за окном, их безумный побег. Может, и в самом деле Генерал проиграл? Скулит у себя в театре от бессилия, облизывается на близкую, но недоступную как луна Казань? Не помог ему неизвестный предатель. Даже боком вышло, такой удар по репутации. Только вот что же делать, если они все же до Ебурга доберутся? В листовке той, и правда, только номера джипа нет. Кто-то из службы безопасности Лукина их сдал. Гнилье, а не люди. Как с такими-то Россию заново отстраивать?.. Слева по ходу движения одна за одной выплывали из вечерних сумерек панельные многоэтажки. Мертвые, с безжизненными черными окнами. Похоже, спальные пригороды Казани. Справа тянулась пустынная набережная, маслянисто поблескивала бесконечно широкая Волга.

– Здесь у нас мертвый город, – Клочков показал пальцем на панельные джунгли. – Помните, как в Древнем Египте? Город мертвых и город живых. Все живые в старую часть Казани перебрались. И безопаснее, так как почти остров, и все удобства бытовые. Вода, электричество, отопление. Представляете?

Въехали на бетонный, с трамвайными путями мост. Впереди, словно символ грядущей, уже обращенной в мусульманство России, выступили, раздвинув сумерки отчаянной белизной, вознесенные на высокий земляной постамент стены Казанского кремля с прокалывающими небо четырьмя острыми, как заточенные карандаши, минаретами. Их подсвеченные вершины словно гигантские сапфиры наливались волшебным голубым светом. Едва различимый, поник безвольно на вечернем безветрии поднятый на квадратной башне ярко-зеленый флаг. Ворону от этого флага почему-то сразу подурнело. Только сейчас, наконец, дошло до командира, о чем увлеченно рассказывал в пути Клочков. За ним, этим флагом, не только сам Клочков и подвластная ему Казань. Нет, простая и, да, эффективная идея сделать русскому человеку духовное обрезание, лишить избыточной свободы, от которой он мучается уже не одну сотню лет. Даже социализм не посмел посягнуть на нее, размышлял Ворон. Несмотря на тоталитарную свою форму, допускал возможность полной свободы в будущем. Тогда, когда человек преобразится настолько, что сможет совладать с ней, обуздать ее как необъезженную лошадь на родео. Потому и рухнул Советский Союз – люди уже бредили этой свободой, что должна была на самом деле прийти через сто-двести лет, искали ее повсюду, порушили все, чтобы в итоге поменять власть дураков на власть денег. А вот государство Клочкова честно, с рождения, дает гражданам похожий на рельсы жизненный путь. Откуда, из чего произрастет сомнение? Обречено оно процветать и благоденствовать веками… Ворону, вопреки всему, вдруг страстно захотелось найти скрытый, серьезный изъян, что выявит у идеи «русского мусульманства» признаки мертворожденности.

– Казань – понятно. Тут всегда жили сами по себе. Даже налогов центру не платили. Но Саратов, Липецк, Воронеж, Москва? – допрашивал он с пристрастием Клочкова, когда микроавтобус въезжал в узкие ворота высокой, кособокой башни с часами и звездой на шпиле. – Думаете, русские люди так легко откажутся от тысячи лет истории? От своей культуры и религии?

Автобус, проехав по длинной, похожей скорее на проспект площади с брусчаткой, остановился у белокаменной церкви с лестницей, которая вела в храм сбоку, а не напрямую. На двери висел здоровенный, видимый даже издали замок. Неподалеку была видна еще одна средневековая башня – краснокирпичная, идущая уступами вверх, на вершине крохотный полумесяц. Она целилась в небо под сильным углом – вот-вот упадет. Ехавший за автобусом джип с Голдстоном за рулем притормозил рядом. Но Клочков все не двигался с места, видимо обдумывая вопрос Ворона. Наконец ответил: