Московская стена

– Да ладно, глупо запираться. Все одно к одному, как пасьянс сошлось. Сначала Москву отвоевали, о чем мы тут уже наслышаны. Сразу стало понятно – переговоры начнутся. Не удержатся они здесь без Москвы. А потом и листовки Генерала подоспели. Все, понял, едут. Везут какую-то шишку из Берлина в Сибирь договариваться к Лукину. Сдавать Россию обратно. Генерал за ними гоняется, так как если центральное правительство в Москву вернется – его вольнице каюк.

У Ворона отлегло от сердца. Он просипел, стараясь удержаться от иронии:

– Зачем такие сложности? Такой риск? Не проще ли официально все сделать?

– Видно, не все в Берлине готовы к переговорам. Поэтому светиться не хотят. Послали человека по-тихому, на машине, без конвоя. Прощупать ситуацию… В общем, у меня предложение – и для тебя, и для Лукина. Понял уже какое?

Ворон промычал – озадаченно, предчувствуя подвох:

– Какое же?

– Смотри – договориться с европейцами он сможет о чем угодно. Те уже навоевались, мечтают сбежать отсюда поскорее. Год, полтора – и нет их здесь. Но вот что потом? Что Лукин делать будет с этим наследством? Это же миллионы квадратных километров. Сотни банд, которые уже освоились, корнями в землю проросли. Главное – нет у него идеи, чтобы зажечь, объединить людей. Он ведь просто кремлевский интриган и ворюга. Один раз страну…

Окончания фразы Ворон уже не слышал. Гнев, страх, ненависть, растерянность – вместе, единым ударом, отправили его в новый нокаут. Почти физически он ощущал, как съеживается, сжимается в размерах, превращаясь в лишний персонаж. Все, ради чего он жил последние годы, рисковал жизнью, отправлял других на смерть, собрались у него нагло отобрать и присвоить. Вот этот рыжий, нахрапистый парень с редкими зубами. Чтобы предотвратить такую несправедливость, Ворон сейчас был готов, пожалуй, даже на крайнее безрассудство. Правда, прикинув здраво в уме, удастся ли подхватить Клочкова за торс и вытолкать затем наружу через бойницу, понял: нет, не выйдет. Не та весовая категория.

– Идея, которой поверят и за которой пойдут – вот что нужно Лукину. С идеей он соберет любую армию, хоть миллион человек. Спросишь, какая у меня идея? Возрождение России под знаменем ислама. Все новое, с нулевого цикла. Новый русский человек – здоровый, не пьющий, хорошо работающий. Новая русская нация, которую боятся и уважают во всем мире. Русские, что не стыдятся друг друга, а готовы помогать другим русским. Новая экономика, где нет богатых и бедных, а есть труд ради общего блага. Завтра возьмем машину, поездим по окрестностям. Посмотришь, что и как тут устроено. Чтобы смог убедить Лукина – это не просто слова. Мы сможем отстроить новую Россию. А до того быстро расчистить место для стройки.

Ворон, не выдержав выражения спокойной силы на лице Клочкова, отвернулся. Сделал вид, что смотрит в бойницу.

«Зеленый бульдозер. Огромный! В сотни тонн! Гусеницы, колеса, отвал – все зеленое! Пропашет территорию от Украины до Сибири, зачистит от хлама тысячелетней истории. Кому какое дело, что будет это называться имамат или халифат. Главное – все по справедливости, по закону. Есть только одна загвоздка. Это будет уже не прежний русский человек. Черт знает какой, но точно не русский!».

Здесь до ушей командира донесся странный, фыркающий звук. Словно где-то поблизости чудесным образом материализовался тот самый бульдозер, о котором он сейчас размышлял. В первый момент было непонятно, откуда пришла звуковая волна. Кажется, со стороны залива, что время от времени обдавал башню волнами неприятно пахнущей ночной сырости. Чувство скрытой опасности снова как в тисках зажало внутренности. Он уже не слушал Клочкова. До рези в глазах всматривался в темноту, пытаясь разглядеть, что же происходит на другом конце моста. Словно загипнотизированная его напряженным взглядом, непроглядная тьма вдруг полыхнула красным и зеленым, осветив на мгновение часть горизонта и облака над ним. Тут же, кажется еще до звука выстрела, раздался знакомый, переходящий в тяжелый гул свист.

* * *

– Ложись! – заорал Ворон, прыгая на Клочкова уже в тот момент, когда пролетевший мимо башни Сююмбике снаряд рванул где-то в городе.

Тот, освободившись из его объятий, подполз на коленях к бойнице, выглянул наружу.

– Не понимаю. Ничего не понимаю. Как они смогли пройти через мост? Через блокпосты?

И длинно, крепко, чисто по-русски выматерился.

До Ворона дошло – случилось страшное. Танки Генерала, перейдя через Волгу, обстреливали Казанский кремль с другой стороны залива.

Не говоря больше ни слова, Клочков сорвался с места и застучал берцами вниз по узкой извилистой лестнице. Ворон едва поспевал следом. Оставалось еще два пролета, когда вновь раздался торжествующий свист, а затем страшный грохот, и все вокруг заходило ходуном как от землетрясения. Не удержавшись на ногах, оба кувырком покатились по ступенькам, встретившись друг с другом в самом низу.

– Жив? – процедил Клочков, отплевываясь и ощупывая шею.

– Вроде жив.

Но Ворон при этом хорошо понимал: сейчас, конечно, они живы – а вот через час или два, скорее всего, уже не будут.