Московская стена

Вскоре тепловоз был продан на импровизированном аукционе подоспевшим местным коммерсантам. Вырученная сумма не составляла, наверное, и трети от настоящей стоимости, но ее с лихвой хватало, чтобы Черемша смог добраться до Новосибирска и обустроиться на новом месте. Попрощавшись с машинистом, они поймали на пустынной площади перед вокзалом такси и отправились разыскивать какую-то чайхану с пасущимся рядом верблюдом. Сам город, серый и неприветливый, Колька запомнил плохо. Но удивительным, почти волшебным было ощущение нормальной жизни. По улицам ходили люди и ездили автомобили, работали продуктовые магазины и кафе, на домах развевались российские триколоры с силуэтом золотого медведя – флаг Сибирской республики. Чайхану искали долго, часа полтора, таксист раза три останавливался и спрашивал дорогу у местных. Колька, что почти ничего не ел с ужина в Казанском кремле, сидел, глотая слюну. Когда, наконец, прибыли куда надо, Ворон и физик что-то долго выясняли с хозяином – толстогубым пузатым киргизом с обвисшими щеками, похожим на важного татаро-монгольского хана. Точно не меню обсуждали. А после долгожданного обеда, состоявшего из глубокой тарелки мясного борща и щедрой порции пельменей со сметаной, физик, проживший в юности в Екатеринбурге два или три года, неожиданно предложил прогуляться по городу. Из всех поначалу отозвался только англичанин. Пусть еле языком ворочал от усталости, но, видно, решил поддержать товарища. Колька, отоспавшийся на неделю вперед, в конце концов тоже увязался за ними. Прогулка, как вскоре выяснилось, имела конкретную цель. Часа через полтора неторопливой ходьбы вдоль сонных, заросших тополями окраинных улочек физик сообщил загадочно:

– А вот и он, небесный глаз. Ходил сюда по ночам почти каждую неделю.

– Как романтично, – отозвался Голдстон. – Словно о доме любимой девушки.

Из гущи подрезанных деревьев как гриб из травы торчала желтая кирпичная башня, накрытая сверху состоявшим из двух половинок круглым металлическим колпаком.

«Обсерватория, – догадался Колька. – Физик на звезды здесь смотрел».

По выложенной кирпичом, но едва приметной в молодой траве дорожке подошли к башне. Дверь, сорванная с петель, упокоилась неподалеку от входа. Черная сетка граффити мерзкой паутиной снаружи и внутри покрывала стены. Пол был почти невидим под слоем бумаг и мусора. Но посередине этого разора, высокомерно поблескивая металлом и любуясь своими совершенными формами, возвышался на мощной станине телескоп с короткой трубой.

– Спасибо, что не устроили здесь общегородской сортир, – зло обронил физик, вытаскивая из кучи хлама толстенный талмуд. Разбухший от сырости атлас звездного неба.

– К тому же телескоп, кажется, вполне исправен, – с радостью скряги, обнаружившего свои деньги в неприкосновенности, сообщил он через пару минут, осмотрев нижний конец полированной трубы. – То есть примерно через час мы сможем заняться ночными наблюдениями. Только придется вручную сдвинуть купол.

Забравшись по ажурной, почти невидимой лесенке к основанию металлического купола, Голдстон и Быков с помощью здоровенного, в рост человека колеса, пыхтя и охая, сдвинули щель в куполе так, чтобы телескоп глядел именно в нее. Потом, расставив стулья у подножия удерживающей трубу многотонной чугунной тумбы, благоговейно уставились в постепенно темнеющую полоску неба наверху. Долго-долго было тихо, наконец англичанин сказал:

– Помните Канта? Никогда не думали, что это одно и то же? Космос и вселенная внутри нас?

Физик, видимый Кольке уже только как похожий на гору силуэт, взвыл в ответ:

– Опять чертова философия, Джон! Почему бы просто не полюбоваться звездным небом? Когда в последний раз вы это делали?

Первые звездочки как кончики бесчисленных игл, проткнувших небесную твердь, уже поблескивали на небе, цвет которого легко и незаметно перетекал из сине-стального в иссиня-черный. Кольку охватило загадочное, торжественное волнение, отдававшееся в кончиках пальцев слабыми электрическими уколами. Звездную бесконечность над головой после слов англичанина Колька, вот странность, тут же ощутил и у себя внутри – только сжавшуюся до состояния одной-единственной точки. Ношей, однако, эта точка оказалась невыносимо тяжелой – казалось, вот-вот разорвет тело, чтобы вырваться на волю, соединиться с породившим ее небом. Напряжение все усиливалось, росло. Колька не выдержал, подал голос, чтобы развеять это изводящее душу пребывание лицом к лицу со Вселенной.

– Сколько… сколько всего звезд? Миллионы?

Темная фигура физика испустила вздох непонятного содержания. То ли сожаление по поводу прерванной тишины, то ли благоговение перед размерами мироздания.

– Нет. Только в одной нашей галактике сто миллиардов звезд. И таких галактик тоже миллиарды. Теперь просто перемножь все цифры одна на другую.

Колька почти услышал, как заскрипели извилины, обрабатывая эти числа.

– Как же такое возможно?

Усмехнувшись невидимкой, физик прошептал:

– Не знаю, юноша. Точно так же пытаюсь постичь, как такое возможно. Только начал немного раньше.