Московская стена

Конечно же, Ворон никогда не застрелил бы Кольку. Прострелить руку, чтобы припугнуть мягкотелых, впечатлительных интеллигентиков – да, пожалуйста. Но он знал, куда целил. Рана пустяковая. До свадьбы заживет. Тем более что свадьба эта, похоже, не скоро.

– Прости, приятель, – потрепал командир Кольку по голове, как только они проехали с километр по грунтовке в сторону поселка. – Пришлось разыграть немного наших друзей. Иначе не отпустили бы. Слабое у них это место – кровь человеческая… Главная их слабость! Боятся они ее… Они же их обезоружили! Почему ж тогда не перебили как кур? Слабые они, Колька, слабые! Потому ничего у них не получится!

Даже неожиданно для себя самого Ворон расхохотался. Громко, делано, как злодеи в дешевых фильмах, щедро брызгая слюной. Подумалось: со стороны, и правда, выглядит настоящим сумасшедшим – захватил силой и везет сейчас с собой в грузовике штуку почище атомной бомбы, что взорвется через десять часов, если не подключить ее к розетке. Куда везет, зачем, что собирается с ней сделать? Тем временем Колька на трясучей дороге начал приходить в себя. Как в тумане видел расступающиеся в разные стороны высоченные ели, не в состоянии, правда, вспомнить, куда именно, с кем едет. Сначала подумал – накатил припадок прежней болезни, чего не случалось с ним с тех пор, как ходили они с Вороном в секретные тоннели. Потом пришла вялая, ноющая боль в правой руке. И воспоминание – Ворон с перекошенным лицом вдавливает в ладонь дуло пистолета. Сейчас у командира было другое лицо, скорее довольное. Кажется, он больше не собирался палить в разные части Колькиного тела.

– Куда мы едем, Ворон? – простонал Колька едва слышно на фоне урчащего мотора.

Ворон повернул к нему вымазанное кровью лицо, улыбнулся широко, словно обрадовался вопросу.

– Куда едем? К своим, Колька, к своим!

Слово «свои», несмотря на боль в руке и накатывавший временами озноб, Кольку сильно озадачило. Все, кого он считал «своими», остались в поселке.

– Свои – это кто?

– Свои, Колька, это те – кто за Россию. Кто против ее врагов, а не заодно с ними. Вот кто такие свои.

Будь у Кольки больше сил, он, наверное, поспорил бы с Вороном про «своих». Сказал бы: «свои» – это те, кому он доверяет. Нельзя назвать «своими» людей, что с автоматами шли покорять сказочный Город Солнца. Но сил не было, потому Колька просто прошептал:

– Ворон, отпусти меня…

Командир фыркнул не понимая.

– Ты чего это?

– Отпусти меня Ворон, я хочу вернуться.

Они только-только пролетели на скорости через поселок и свернули на дорогу, которая вела к пристани. Ворон дал резко по тормозам. Медленно свесил голову направо:

– Что?

– Не хочу с тобой… Хочу вернуться.

Грузовик резко сбавил прыть. Ворон так удивился, что безвольно отпустил педаль газа. Потом, когда суть Колькиных слов дошла до сознания, заорал, как помешанный, перемежая нормальные слова матюгами:

– Ты что, от боли с катушек съехал? Забыл, что я для тебя сделал? Я тебя подобрал, от голодной смерти спас! Ты же мне как родной сын! А они? Что они для тебя успели сделать? Или что-то успели пообещать? Деньги? Уютный домик в Чехии? Ты не переживай! Теперь, с этой вот штукой, что у нас в кузове лежит, мы и до Чехии доберемся!

Лицо Кольки, побелевшее, обескровленное от пережитого, поразило Ворона каким-то застывшим, решительным своим выражением. В замешательстве командир выжал тормоза, понял, что Колька хочет сказать. Тот и вправду начал говорить. Но совсем не то, что Ворон ожидал от него услышать.

– Ворон, помнишь, мы в Москве мимо монастыря шли?

Командир кивнул.

– Помню.

– Я тогда подумал – монастырь этот посреди разрухи как живой человек среди сотни мертвецов. Понимаешь? Словно вот бомба взорвалась, все умерли, а ему ничего. Не смогла смерть его забрать. Не по зубам он ей оказался…

Ворон дико смотрел на Кольку, не понимая, говорит ли тот сам, из своей головы, или же озвучивает внушенное кем-то еще. Сложно было представить, что парень всерьез размышлял о таком.

– И что же? – спросил он неуверенно, понимая, что должен что-то сказать. – Что с того?

Несмотря на свой замученный донельзя вид, Колька вдруг улыбнулся – легко, как дети во сне.

– Те, кого мы оставили, они живые. А к которым едем – мертвые. Понимаешь?

Почувствовав удушье, командир начал одержимо крутить ручку бокового стекла. Рядом сидел не прежний, знакомый, понятный ему Колька, а кто-то совсем чужой. Когда, отчего произошло это чудовищное превращение? Что тому виной? Разбираться было некогда да и незачем. «Он больше не мой, – с опустошающей очевидностью осознал Ворон. – Я его потерял».

Командир молча вылез из грузовика, обошел его спереди и открыл другую дверь. Потом все так же, без единого слова, мотнул Кольке головой – мол, вылезай. Тот, морщась от боли и пытаясь помочь себе здоровой рукой, кое-как выполз наружу. Поймав на себе странный, недоверчивый взгляд Ворона, почти прошептал, совсем уже обессилев.

– Спасибо тебе за все, Ворон… Спасибо… А туда зря едешь. Ничего хорошего от них не будет. Лучше вернись как я.