Московская стена

– О чем говорят у вас в Берлине? – спросил с каким-то вызовом фон Шнайль, перекрикивая шум аплодисментов в адрес Боссю. Худое, заостренное птичье лицо фон Шнайля с тонкими, словно нарисованными на детском празднике усиками, не выражало никаких эмоций. Ни по поводу речи генерал-губернатора, ни по поводу собственного вопроса.

Голдстон искренне не знал, что ответить. В Берлине много о чем говорят. Например о том, что фон Шнайль – напыщенный, бездарный генералишка, не способный разобраться даже с местными партизанскими бандами. Однако, так как никто особо не жаждет получить его место, фон Шнайль по-прежнему командует Второй Восточной армией.

– В Берлине все довольно скучно, – ответил Голдстон, подождав, пока шум немного стихнет и внимание аплодирующих переключится на разносящих шампанское официантов. – Берлин – это уже полноценное царство европейской бюрократии. Поразительно, как быстро она успевает плодиться даже в столь неблагоприятных исторических условиях. Не успеешь оглянуться, как к любому, самому простому процессу приставлен чиновник, что норовит вставить тебе палки в колеса…

Фон Шнайль, вдруг суетливо оглянувшись по сторонам, спросил с прежним вызовом:

– Говорят, канцлер мной недоволен?

Ну что же, если говорить начистоту, то так даже проще.

– В Берлине считают, что дела в России идут все хуже. Диверсия в Торжке вызвала много вопросов, хотя, конечно, армия не занимается охраной газовых магистралей…

Генерал брезгливо поморщился, словно ему напомнили о чем-то, что в приличном обществе обсуждать не принято.

– Да, это весьма неприятно. Но вы правы. Армия здесь ни при чем. Все решения принимали Вальке и Свенссон. Один чинил трубопровод, другой его охранял. Они даже не обязаны информировать меня о подобных рутинных мероприятиях.

Голдстон кивнул головой, словно ход его мыслей развивался точно таким же образом, как и у генерала.

– То есть это Свенссон и Вальке решили не подключать систему защиты трубопровода к резервной линии жизнеобеспечения?

Фон Шнайль ответил холодно, даже на сантиметр не изменив положение головы:

– Все, что я хотел сказать, я уже сказал. Охрана трубопровода входит в зону ответственности Свенссона. У некоторых есть желание повесить на армию всех московских собак, но далеко не все здесь зависит от меня, поверьте!

Кто-то вдруг фамильярно похлопал Голдстона сзади по плечу:

– Так, так. Армейский генерал собирается рассказать инспектору из Берлина какую-то гадость про славного оберста Свенссона. Ну что же, я сам заядлый сплетник и с удовольствием послушаю его рассказ!

Позади них, в проходе между креслами, стоял одетый в смокинг человек, чем-то неуловимо похожий на змею. Из-за всеобщей шумной охоты за шампанским он, видимо, смог подобраться незамеченным и подслушал часть разговора. Взгляд на его лицо никого не мог оставить равнодушным. Портрет Дориана Грея в более раннем варианте – вот, пожалуй, что приходило в голову тому, кто впервые видел Йоп дер Сара, личного посланника канцлера в Москве. На гротескном, но несмешном лице с впалыми анорексичными щеками и, напротив, выпуклыми белесыми глазами отчетливо читались увлечение наркотиками, сексуальное пресыщение и прочие страсти, что, однажды как следует побушевав в этом теле, оставили его затем абсолютно бесстрастным, лишенным всяких переживаний и устремлений. Каждый порок выбил здесь, как метеорит на поверхности Луны, свой особый, уникальный след, легко распознаваемый с помощью какого-то внутреннего локатора. Голдстон усилием воли прогнал от себя ощущение, что созерцает экзотическое, опасное животное.

– Господин представитель канцлера! Рад вас видеть! – чересчур живо воскликнул он, вскочив на ноги и пожимая холодную, скользкую руку, что наводила на мысли о тухлой рыбе. – Главным образом мы обсуждали военную ситуацию вокруг Москвы.

– Ситуацию вокруг Москвы? – казалось, дер Сар пытался представить, как вообще можно интересоваться подобной темой. – Оригинально! Что же по этому поводу думают корифеи военного искусства?

Возможно, фон Шнайль не уловил издевки, потому как голландец говорил потухшим, лишенным эмоций голосом – вполне под стать своему лицу. И только его тело, страшно худое, как у святого, несуразно затянутое в наисвежайший смокинг, дергалось и подрагивало, будто у готовой к прыжку змеи.

– Ситуация, на мой взгляд, абсолютно стабильна, – сухо ответил генерал, высокомерно поглядывая на посланника. – Стена является надежной защитой от партизан. А сибирское правительство еще лет десять не будет представлять для нас серьезной военной угрозы. За десять лет, как я все-таки надеюсь, мы сможем ослабить свою зависимость от русского газа, наведя образцовый порядок в Северной Африке… Да, мы несем потери, но это ведь война! Война в России!