Московская стена

За процветание Европы, повторил про себя Голдстон. Это еще неплохо звучит. Хорошо, что не за стабильность газовых поставок. Он снова испытал облегчение от мысли, что теперь ничто не удерживает Симу в Москве. Вспомнилось ее лицо. Живое, упрямое, немного наивное. Надо как-то попробовать узнать о ней у Свенссона.

– Как это случилось? – сухо спросил он, усаживаясь в предложенное кресло.

– Точно неизвестно, – ответил тот, стоя у окна и наблюдая за тем, как серое небо осторожно, через раз, присыпает Москву редким, дистрофичным снегом. – В личных апартаментах генерал-губернатора не установлены видеокамеры. Его обнаружила прислуга в семь утра. Труп уже успел остыть.

– Как… это случилось?

– Его зарезали, – ответил Свенссон, отходя от окна и внимательно, с шизофреническим задором в глазах, рассматривая Голдстона. – Напали сзади и всадили нож в горло… Вы спросите, кто оказался способен на такое чудовищное преступление? Увы, ваши опасения полностью подтвердились! В Кремле орудовал агент партизан! Представляете, какие изуверы эти русские? Хладнокровно прикончить человека, столько сделавшего для спасения их собственной культуры! Варварская нация, несмотря на Чайковского и Толстого!

Пока шеф контрразведки перечислял многочисленные заслуги покойного губернатора, Голдстон отчаянно пытался вернуть контроль над собственной речью. Ему словно вкололи заморозку в десну. Хотелось напрямую спросить: «Что с Симой?», но язык стал неподъемным, навевающим мысли о китовой туше.

– К счастью, примитивность русских играет против них. Нам уже удалось задержать главного подозреваемого.

Кажется, он намеренно сделал паузу, чтобы подогреть интерес собеседника. Замысел удался. Голдстону показалось, что температура в кабинете мгновенно подскочила градусов на пять. Стало нестерпимо душно. Рубашка, тут же пропитавшись потом, неприятно прилипла к спине.

– Да? – выдавил он из себя. – И кто же это?

Свенссон осклабился:

– Его помощница. Как волка ни корми, все равно будет смотреть в лес. Честно говоря, Вальке давно подозревал ее в связях с партизанами – она регулярно шлялась в расположенный за Стеной монастырь. Однако Боссю всеми силами тормозил расследование. Думаю, теперь бы он был другого мнения.

Голдстон сглотнул. К горлу, несмотря на весь ужас, подступал приступ истерического смеха. Он представил сюжет – Сима с перекошенным ненавистью веснушчатым лицом крадется с ножом к Боссю, ничего не подозревающему, протирающему перед сном специальной тряпочкой коллекцию портретов Наполеона.

– Если… если честно, мне сложно… в такое поверить… Насколько серьезны доказательства против нее? Что с ее алиби?

Свенссон, усевшись наконец на свое дежурное место под необъятной картой России, неожиданно странно хихикнул, опустив голову, а потом пару раз выдвинул и задвинул один из ящиков стола.

– Алиби? В Кремле действуют законы военного времени, штабс-капитан. Если устроить интеллектуальное расследование в духе Агаты Кристи, нас всех перережут как кур, прежде чем мы доведем его до конца.

Потом добавил:

– Психология это, конечно, хорошо, но мы работаем исключительно с вещественными уликами. У нее в комнате нашли нож. Причем совсем не перочинный. Профессиональный кинжал спецназовца. Она даже кровь не вытерла, представляете? Мы еще проведем экспертизу, но я на девяносто девять процентов уверен – это кровь генерал-губернатора.

Ящик стола снова стукнул пару раз – туда-сюда, туда-сюда. Свенссон явно был не в себе. Возможно, очень не в себе. И тут Голдстона осенило: это же примитивная, грубо, на скорую руку сработанная подстава. Агенты службы безопасности убили Боссю, а затем подбросили нож его помощнице. А виноват во всем этом он, Джон Голдстон, запросивший из Берлина сведения о связях Боссю и Свенссона. Кто-то сообщил шефу контрразведки об этой просьбе, и тот сделал ход на опережение. Дело с утечкой секретной информации к партизанам можно считать закрытым из-за смерти главного фигуранта, которого уже не допросить. Виновные определены и понесут наказание. Свенссон, возможно, даже получит награду.

– Куда увезли Симу? – поднимаясь из кресла, машинально спросил Голдстон. Вспомнил о том, как Быков подхватил на Лубянке легочную инфекцию.

Свенссон изобразил понимающую улыбку, что на его лице смотрелась сейчас особенно дико.

– Никуда. Осталась здесь. Я опасаюсь, что в городе находятся ее сообщники, которые могут попытаться освободить убийцу генерал-губернатора. Для них она сейчас национальный герой, понимаете? Русская Жанна д’Арк[23]… Ее поселили в гостевых апартаментах, как и этого вашего физика. Разумеется, под усиленной охраной. Думаю, через пару дней мы отправим ее в Берлин. Потом суд и справедливое возмездие… Хотите с ней увидеться? Боюсь, не получится. Ей запрещены любые свидания.

На прощанье, когда плохо соображающий, похожий на лунатика Голдстон уже стоял на пороге, Свенссон обронил:

– Исключительно из личной симпатии я не буду сообщать в Берлин о том, что вы выезжали с убийцей генерал-губернатора за Стену.