Московская стена

«Неужели угадал? – восхитился сам собой Голдстон, чувствуя и радость, и страшное опустошение от неравной схватки. – Космос? То самое заветное слово, которым он бредит?»

– Это было бы настоящее чудо, – говорил он уже из последних сил, косясь на лицо физика. – Казалось, человечество зашло в тупик. Разделившись на враждующие островки, постепенно деградирует в борьбе за еду и энергию. И вот на этом адском пепелище появляются люди, которые дают ему идею, способную объединить разные нации. Космос, полный загадок, опасностей и возможностей – перед его лицом мы почувствуем себя единым целым, просто людьми, а не англичанами, русскими или французами. Тот самый всечеловек, о котором вы мне говорили, может стать реальностью…

Сделав еще пару шагов, Голдстон ощутил невыносимую сухость во рту. Горячий прилив вдохновения иссушил его организм.

– Где у вас можно попить?

Быков молча кивнул в сторону телевизора, подставкой которому служил отделанный деревом компактный холодильник. В его чреве обнаружилась одинокая, как человек у философов-экзистенциалистов[28], бутылка кока-колы. Голдстон беспомощно оглянулся, размышляя, как ее открыть. Быков, не говоря ни слова, встал, взял у него из рук холодную, запотевшую бутылку и, прислонив крышку к краю стола, коротким ударом кулака сдернул пробку. Голдстон молча кивнул. Он выговорился до самой последней точки, даже «спасибо» сказать было трудно. Пока пил – жадно, раздирая горло уколами холодного газа, закрыв от наслаждения глаза, – слушал Быкова.

– Ваши слова – чистая утопия. Даже не научная, а политическая. В Берлине сидят точно такие же люди, как и те, с которыми я общался у Лукина. Их интересует максимально эффективное оружие, а не рецепты спасения человечества.

Отповедь – ленивая, неискренняя. Поставив на стол пустую бутылку, Голдстон подошел к двери и перед тем, как выйти, сказал – жестко, но доверительно:

– Идти вам все равно некуда. С Лукиным уже пытались договориться. Попробуйте теперь с нами. Вдруг получится? Мы тоже люди, а людям надо верить.

Он почему-то был уверен – завтра Быков расколется. Можно будет лететь вместе с физиком в Берлин спасать Симу.

* * *

После одинокого обеда в офицерском ресторане, когда Голдстон даже не понимал, что именно он ест, у него не получилось высидеть в номере и получаса. Набросив шинель, он стремительно катапультировался через дверь в коридор, а потом и на улицу. Хотелось снять острый приступ отвращения к жизни, к людям. Поговорить с кем-нибудь, кто, напротив, вызовет у него восхищение, уважение или жалость. Смешно, но в целом городе ему приходит сейчас на ум только три подходящих для того человека. И двое из них сидят под замком. Третья… Третья вообще проститутка, он даже ее имени не знает. Голдстон, действительно, усмехнулся через силу. Да, все как расписывал физик. Одиночество и страх. Он прошел еще немного и понял, что направляется в бордель. Разыскивать ту самую девушку в полушубке, которую видел несколько дней назад.

Очутившись снова на Тверской, Голдстон растерялся. День выдался на удивление сочный и яркий. Квадратная башня Стены, от которой он сбежал в переулок во время первой вылазки в город, была видна едва ли не от Кремля, потому не могла служить ориентиром. Да и вся Тверская преобразилась, четкие свет и тени отрисовали ее совсем в другом стиле, контрастном и гламурном. В конце концов, Голдстону помогла одна из вывесок, которую он смутно помнил. Давно закрытый магазин музыкальных инструментов, но в одной из витрин до сих пор красовался белый, огромный как аэродром рояль. Рядом зияла ведущая в переулок арка. Осмотревшись, он занырнул в подворотню. В глубине души он слабо надеялся, что девушка, как и в первый раз, будет стоять с сигаретой на улице. Но нет, рядом с приоткрытой дверью в подвал никого не было видно. Спускаться вниз по лестнице самому отчего-то не хотелось. Тут за спиной у него раздались шаги. Голдстон быстро оглянулся и увидел высокого, чернявого малого в форме лейтенанта ВВС. Похоже, француза. Тот, притормозив недалеко от входа, с хитроватой улыбкой наблюдал за его маневрами.

– В первый раз здесь, так? – спросил лейтенант, как только их взгляды пересеклись.

– Н-да… – неуверенно пробормотал Голдстон в ответ, чувствуя себя по-идиотски.

– Не волнуйтесь, это хороший бордель, пусть и нелегальный, – утешил француз, по-своему истолковав нерешительность штабс-капитана. – Девочки все чистые. Я попал сюда по рекомендации батальонного врача. Он прирабатывает тем, что проверяет всех раз в неделю. Здесь их немного, всего десять.

Голдстон понял, что это его шанс.

– Так вы их всех… знаете?

– Да. Кого-то хуже, кого-то лучше… Ха-ха-ха! Понимаете, у меня есть две-три, которые мне нравятся, по площадям я бомблю только с самолета…

– Такая… с короткими черными волосами. Невысокая. Худое лицо… На днях я просто проходил мимо…