Московская стена

– Знаю, знаю. Ее зовут Анастаси. По русски – Нас-тя… Нет, даже не старайтесь произнести! Получится для ее уха ужасно… Русский чертовски сложен – слишком мягкий, коварный язык, шелестит как листья… Ну что, вперед? Скажу по секрету, там даже есть водка. Говорят, еще из довоенных запасов…

Голдстон приоткрыл дверь, пропуская француза вперед:

– Лейтенант, а вы не могли бы попросить ее подняться сюда? Если, конечно, она… не занята.

Тот кивнул:

– Понимаю, понимаю. Да, там тесновато и все такое. Некоторые мои товарищи тоже предпочитают снимать комнаты в городе и водить девушек туда. Но так получается больше времени, а мне приходится экономить! У меня дома – жена, дети. Надо переводить им деньги.

Пришлось прождать минут десять, не меньше. Наконец внизу, на лестнице, послышались шаги. Из полумрака всплыло лицо – это была та самая женщина, что курила сигарету словно соломинку для коктейля. По контрасту с яркой, почти весенней погодой лицо выглядело уставшим и серым, под накрашенными глазами будто осела угольная пыль. Голдстон от неожиданности даже отступил на шаг. Конечно же, она его не узнала.

– Ну, чего хотел? – устало спросила по-русски, запахивая наброшенную дубленку. – What do You want?

– Здравствуйте, – ответил неуверенно Голдстон на русском. – Можно с вами поговорить? Недолго. Минут пять-десять.

Женщина отшатнулась. Будто разглядела что-то страшное.

– Так ты русский? Пристроился к новым хозяевам? Да и лицо знакомое… Чего надо?

– Нет, не русский… То есть не совсем русский. Русская у меня мать… Я… проходил тут, несколько дней назад. Вы стояли и курили. С подругой.

Странно, но ее лицо сразу разгладилось, посветлело. Она задвинула куда-то невеселые мысли, с которыми поднималась наверх.

– Тот… припадочный? Точно, вспомнила. Значит, все понимал, что мы между собой говорили?

Голдстон кивнул головой.

– Ленка… она неплохая. Обозленная только на всех. У нее родители во время путча погибли, снаряд танковый прямо в окно залетел. Ей тогда семнадцать было. Раз – и ни дома, ни семьи. Мрак просто…

Голдстон снова закивал, словно полностью разделял с ней эти ощущения.

– А ваши близкие… Можно спросить, что с ними?

Женщина быстро оглянулась по сторонам. Кажется, боялась, что их подслушают:

– Мать здесь, за Стеной. Отец не перенес новой жизни, умер два года назад. Сбежал от нас в лучший мир… Чтобы, наверное, не видеть, как я теперь в подпольном борделе обретаюсь… Иногда себя спрашиваю – зачем? Голодать вроде не голодаем, паек выдают приличный. Наверное, наплевать уже на все. И так все шиворот-навыворот… Конец света… Пусть боженька смотрит и радуется, до чего людей довел… Чего хотел-то? Не просто так, наверное, сюда явился? Чем я тебя так зацепила?

Голдстон почти через силу ответил:

– Сказали… у меня хорошее лицо.

– Господи! Вот, оказывается, еще чем мужика пронять можно! Все обычно про другое спрашивают…

– Почему хорошее?

– Откуда я, милый, знаю? Слова сами приходят, сами уходят. Шляются как хотят. Может, оттого, что Ленка про тебя гадость сказала несправедливо. Не люблю, когда просто так обижают, особенно животных… Ты из гарнизона такой чудной? Или приезжий?

– Нет, из Берлина. Прилетел на пару недель.

– И что там? Хоть нормально люди живут?

У Голдстона сорвалось:

– В Берлине некого любить.

– Что?

– Это так… Придумал ответ для начальника, который мечтает меня женить. Всю плешь проел.

Она улыбнулась рассеянно:

– А здесь? Есть кого?

– Поговорить точно есть с кем.

– Да, тут мы любители поговорить. А от разговоров и до любви недалеко. Человек к человеку ведь через разговор прирастает, так?

Голдстон кивнул послушно, пусть думал о своем. Потом с языка опять слетело – скомкано, совсем не так, как он обычно сбивал слова в плотные фразы:

– Тут вообще… по-другому. Нет… границы. Словно ходишь и видишь сны. А потом непонятно – что наяву было, что пригрезилось…

Ее лицо сошлось гармошкой, сплав злости и невыводимой печали.

– У меня, солнце, уже третий год чувство, что сплю на ходу. Кто вообще мог представить? Стена какая-то… Живешь как в клетке. Весь город за час обойти можно… Думаешь, кончится это когда?

– Конечно. Через три года, – быстро ответил Голдстон первое, что пришло в голову.

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами – так, как, вероятно, сам Голдстон разглядывал прежде физика.

– Почему через три?

– Я раньше работал финансовым аналитиком. У меня… особые способности. Предсказываю будущее.

Она рассмеялась, погладила его вдруг по щеке.

– А ты забавный… аналитик. Жалко, что вот так встретились, да?