Московская стена

– Там, мой дорогой, не один бункер, а целых три. Но в них нам не надо. Мы по-простецки, по эвакуационной лестнице в Кремль полезем. На минус третий, технический этаж. Туда в свое время вели выходы из корпусов Кремля в секретное метро. Во время ремонта при Ельцине все замуровали. Где винный погреб соорудили, где что. Придется немного поковыряться.

Ботаник облизнул губы:

– Откуда знаешь, что уже не расковыряли?

Ворон в ответ показал редкие желтые зубы. Улыбался кажется.

– Знаю. Причем наверняка.

Колька сразу припомнил: командир пару раз намекал, что за Стеной на него работает агент. Кто же он такой интересно? Как смог втереться в доверие к интервентам? Если один из них, по какой причине решил выдавать их секреты? Не советской же тушенкой Ворон ему платит?

Пока Колька размышлял про партизанского шпиона, Ворон накалякал на листке схему Кремля. Треугольник стены. Река. Квадратики корпусов. Потом из трех разных квадратиков провел к одной точке три жирные стрелки. Нарисовал крестик. Колька вспомнил вдруг – «Встречаемся у фонтана». Отец так любил шутить, когда вместе выходили в город. В Кремле, интересно, фонтаны есть или нет?

Схему, нацарапанную кое-как от руки, Ворон пояснял точно так же незатейливо:

– План – проще некуда. Стратегически – нанести удар по самой верхушке интервентов. Тактически – выйти наверх рано утром, подавить наверняка слабое сопротивление, занять круговую оборону и взять живьем как можно больше всякого офицерья, чтобы был повод начать переговоры. Сразу с началом операции выходим на их частоты и выдвигаем ультиматум. За Уралом, чтоб вы знали, нас поддержат… Детали – где и как выходить, что именно делать – обсудим прямо сейчас. Выступаем завтра. И обязательно скажите своим людям вот что. Под землей бояться нечего. Никаких ужасов там нет. Просто темно и прохладно.

Вспомнив душную, пережимающую дыхание темноту, Колька передернул плечами, словно за шиворот влезло крупное, мохнатое насекомое. С другой стороны, может, в Кремле побывает. Экскурсия будет что надо, бесплатная и «куда захочу». Хорошо бы первым делом на кухню местную попасть. Пожрать по-человечески – устроить праздник для желудка. А потом и в Оружейную палату – можно культурно обогатиться. На шапку Мономаха глянуть, которой Ворон президента помешанного дразнил. Если, конечно, интервенты корону к себе еще не вывезли.

Тихим снежным вечером партизанская армия выступила в сторону Москвы. Маршрут избрали прежний – вдоль «бетонки» до Рублевки, чтобы потом, перейдя на Боровское шоссе, зайти в город поближе к Раменкам. Шли только ночью, небольшими отрядами, к свету разбиваясь на еще более мелкие группки и растягиваясь живой змеей на два-три километра. Рациями не пользовались, спать останавливались в заброшенных домах и торговых центрах, благо понастроили на Рублевке столько, что здесь легко могла бы раствориться и стотысячная армия. В город вошли только на третий день, после того, как вернулись обратно посланные вперед разведгруппы. Большая масса собранных вместе людей сама собой излучала мощное позитивное поле, потому, наверное, Кольке не было уже так неприкаянно, как чувствовал он себя здесь во время первой вылазки. Город-кладбище поблек, растерял всю зловещую жуть, перевоплотившись в громадную свалку, скопище бесполезного мусора и нагромождение развалин. Ухо радостно принимало в себя множество разнообразных звуков, производимых живыми людьми. Запекшийся к ночи подтаявший мартовский снег как стекло весело хрустел под сотнями ног. В такт ему негромко позвякивало оружие. У очередного бедолаги, угодившего в спрятанную под ледяной коркой лужу, вырывалось изо рта матерное слово. Когда начало темнеть, колонна добрела до неприметного здания горноспасательного отряда в Раменках. Партизаны тесно осели в нем одним большим табором, заполнив все этажи запахами немытых тел, одежды, оружейной смазки и еды. Объявили пять часов отдыха.