Московская стена

Тяжелый стук в соседнюю дверь заставил очнуться. Русская речь. Черт возьми, в самом деле партизаны. Выломав дверь, они ворвались к его мимолетному знакомому, бельгийцу, которому пару дней назад он помог справиться с замком. Прислушиваясь к звукам за стеной, Голдстон невольно ждал чего-то страшного: звука выстрела или криков истязаемого соседа. Нет, похоже, просто увели из номера. Значит, им нужны заложники, а не гора трупов, подумал он, счастливо вытерев мокрый лоб. Единственное, что стоит сделать, так это сжечь фотографию Кнелла. Кажется, здесь валялась зажигалка.

Едва тяжелый удар прикладом сотряс дверь, Голдстон сам повернул ручку.

– Это дорогая, красивая дверь. Зачем ее ломать? – сказал он по-русски оторопевшему от неожиданности партизану. Тот выглядел именно так, какими партизан рисовали в европейских газетах – лохматый, бородатый, дурно пахнущий мужик с полурасплющенным носом-картошкой, но при том совсем не злобный, скорее хитроватый, себе на уме.

– Если будете выполнять наши приказы, вам ничего не угрожает, – сообщил Голдстону его напарник, похожий на прямоугольный шкаф парень в очках, слегка сгорбленный, с выставленной вперед как у черепахи головой. Кажется, он уже утомился повторять эту фразу на английском и был рад возможности произнести ее на родном языке. Потом, поведя носом, уловил запах горелого.

– Жгли любовные письма, господин офицер? Нехорошо.

Голдстона препроводили в холл, куда он ходил за льдом и свежими газетами. Здесь обнаружилось два десятка жильцов второго этажа, в основном штабные офицеры, сидевшие в креслах или просто на покрытом малиновым ковром полу под охраной нескольких вооруженных автоматами партизан. За столиком, где прежде лежала «Москау таймс», расположился совсем молоденький паренек лет двадцати с острым веснушчатым носиком и чем-то неуловимо лисьим во всей своей полудевичьей внешности. В страшно затрепанном по краям ежедневнике он составлял список взятых в плен.

– What is your name and military rank? [30] – спросил Голдстона паренек, старательно выговаривая рычащее английское «р».

– Он по-русски говорит не хуже нас с тобой, – снова апатично сказал шкаф в очках, передавая Голдстона. – Так что ты при нем поосторожней. Не трепись…

Паренек кивнул. Перешел на русский:

– Назовите ваше имя и звание.

– Джон Голдстон, штабс-капитан.

Его собеседник, похоже, пока не очень разбирался в европейской воинской иерархии. Глаза в недоумении забегали по странице в попытке отнести нового пленного к уже встреченному здесь подвиду или классу. Наконец, после долгих колебаний, начав отдельный столбец, он написал «Номер двадцать три. Штабс-капитан Джон Голдстон».

– Место службы?

– Министерство вооружений в Берлине. Я прилетел сюда в командировку в начале марта.

Голдстон не стал конкретизировать, над чем именно он трудится в Министерстве вооружений и зачем прилетел в Москву. Паренек не настаивал. Это был очень формальный допрос. Задав ему еще вопросы о возрасте, семейном положении и наличии детей, Голдстона присоединили к остальным пленникам. Все молчали, но общее настроение было далеко не самым упадочническим. Похоже, сидя в своих апартаментах и прислушиваясь к стрельбе в здании, многие успели попрощаться с жизнью.

Когда этаж «зачистили» до конца, всех построили в колонну по двое и повели вниз. Как оказалось, в ресторан, где негромкими ироничными приветствиями – «А вот и Франц, герой кремлевской битвы!» или «Артур, зря занимался бегом. От партизан не убежишь!», а также одиночными хлопками их встретили еще человек шестьдесят – полуодетые, заспанные, непричесанные. Среди них Голдстон заметил Свенссона – тот был вообще в темно-розовом домашнем халате. Под правым глазом в тон халату набухал здоровенный лиловый кровоподтек. Тут же обнаружился Отто Вальке – с торчащими во все стороны, словно наэлектризованными жесткими седыми космами и мутными, нездоровыми глазами. Он все время затравленно оглядывался по сторонам, словно искренне считал себя самым главным негодяем и опасался, что его вот-вот разоблачат. Увидев Голдстона, шеф контрразведки излишне энергично замахал ему рукой.

– Идите сюда, штабс-капитан!

Голдстон, единственно из опасения, что полковник может устроить некрасивую сцену, взял свободный стул и подсел к нему. Свенссон был явно не в себе. Симптомы стали еще заметнее, чем во время их последней встречи.

– Нравится моя новая форма? – задиристо спросил он, исказив лицо в попытке изобразить улыбку.

– В ней вы больше похожи на человека.

Полковник громко хохотнул. Многие обернулись. Голдстон уже пожалел, что проявил слабость и сел рядом.

– Тогда вас должно радовать, что вновь надеть мундир мне, скорее всего, придется не скоро. Если нас не пристрелят, на что я искренне надеюсь, то все равно будут держать здесь до тех пор, пока о чем-нибудь не договорятся. Мы заложники, Голдстон. Хотя, наверное, лучше быть заложником, чем покойником? Кстати, думаю, вы вполне можете рассчитывать на особые условия. Возможно, вас просто отпустят. Еще не узнавали?