Мосты в бессмертие

– Эй, Спиря! – засмеялся он. – Отползи-ка в сторону. Негоже пацанам в обнимку спать!

– Так-то оно теплее, – отозвался Спиря. – Мы с товарищами всегда так-то укладывались, если случалось в лесу заночевать.

В подвале пахло влажной цементной пылью, гарью и застарелым потом. Осторожно, стараясь не разбудить товарищей, Костя пробрался к выходу из подвала. За спиной сосредоточенно сопел Спиря.

А снаружи сверкало ослепительной синевой небо. Эх, благодать! Ни облачка! Солнце подсвечивало изломанный горизонт алыми лучами, мироздание наполняла тишина. Костя слышал, как донские воды шелестя накатывают на бережок.

– Хорошая погода, – буркнул Спиря. – Жди-пожди. Скоро наново прилетят, твари небесные.

Словно заслышав его слова, где-то вдали затарахтел пулемет. Через минуту ему ответил другой. Спиря втянул носом воздух, повертел головой.

– Это в городе палят, – проговорил он тихо. – Один пулемет – наш «максим», а другой, видать, трофейный, не наш. Эх, и по такой погоде люди воюют! Так-то оно.

Костя уселся на груду битого кирпича, возле лаза в подвал, закурил, повернул лицо к холодному солнышку, пытаясь обогреться его яркими, но скупыми на тепло лучами. Он испытывал радость уж от того, что бой шел где-то в отдалении, и пока это дело их не касалась.

– Какой там, трофейный, теплая твоя душа, – едва слышно проговорил он. – Там немцы засели, и нам этой чаши тоже не миновать.

– Засели, суки, в дзоте, – подтвердил его слова Лаптев. – Там миномет у них и боезапас к нему. Перфильев, мать его геройскую, треть взвода под этим дзотом уложил. А они все знай лупят по мосту, не дают ремонтной команде работать. С противного берега хотели из набольшего калибра вдарить, а нельзя – кругом свои. Сейчас только до нас добрался Любавченко. Сам раненый, а дошел! Где Кривошеев? Будите блудодея!

И старшина полез в подвал. Через минуту Спиридонов и Костя услышали возню и приглушенную брань.

– Зачем пинаешься? – ныл Телячье Ухо. – Негоже высокому офицерству рядового ботинками пинать. Это в разрез с линией партии! Я тебе фронтовой пролетариат, а не рыбья кость. Ой, говорю ж, отстань!

– Я тебя под трибунал! – рычал Лаптев. – Я тебя в штрафбат!

– Ой-ой! – Телячье Ухо хохоча уже лез из подвала наружу. – Штрафбат-то еще через реку не перешел. Тута, на Ростове-батюшке, мы и есть штрафбат! Суют в каждую дыру… А что в той дыре есть для нас? А ничего. Но все равно суют… суют…

* * *

Любавченко доходил. Ранение оказалось серьезней, чем мог предполагать многоопытный в таких делах старшина Лаптев. Рядовой второго взвода восемьдесят пятого отдельного батальона сидел у входа в комбатовский блиндаж, прислонясь спиной к подмерзшей за ночь земляной стенке окопа. Он был бледен, черты его лица сделались острыми и строгими, тело сотрясал озноб.

– Что-то скис весельчак, – приговаривал Лаптев, пытаясь напоить раненого из фляжки.

Капитан Фролов сидел рядом на корточках, чутко прислушиваясь к каждому слову, слетавшему с искусанных губ. Тут же в окопе, на почтительном расстоянии от начальства, топтались бойцы из взвода Лаптева, и Костя, среди прочих, покуривал в сторонке. Покуривал и прислушивался.

– Чего это мы тут стоим? – бормотал в ухо Косте Спиридонов.

– Наверное, посоветоваться хотят, потому не гонят, – отвечал Костя.

– Начальство не советуется, а сразу приказы объявляет. Так-то оно.

– Холодно стоять, надоело! – бормотал Телячье Ухо. – Шинелька колом стала. То мокнем, то мерзнем, то убивают нас…

– Разговорчики! – огрызнулся политрук. – Пополнили батальон всяким… отребьем!

Наконец Фролов поднялся. Лицо его показалось Косте отстраненно-сосредоточенным.

– Говори, – произнес он.

– Товарищи! – начал политрук, оборачиваясь к бойцам. – Рота лейтенанта Перфильева сражалась у Аксайского моста и понесла большие потери. Рота находится сейчас в тяжелейшем положении. Наш долг – помочь товарищам. Конечно, все мы служим в армии и обязаны подчиняться приказам командиров. Но здесь особый случай. И потому мы вызываем добровольцев.

– Видно, менжуются товарищи командиры, – шмыгая носом, бормотал Телячье Ухо где-то у Кости на спиной. – Даже у храбреца Фролова очко играет. Слышь, слышь, им и жестянку надо охранить, и на Аксай кого-то отправить. Вот и буксуют товарищи начальники. Глянь, сам Сан Саныч – не-пьет-не-курит – пришкандыбал. Ба! Да у командира рожа скособочена! Видно, у Аксая кипеш случился немалый! Мост взорван, с той стороны реки отправили ремонтную команду, но те оказались фраерами лопоухими. На этом берегу гансы с фрицами капитально засели. Всю ремонтную команду в реке утопили, а с ними заодно и большую часть роты красавца старлея положили. Теперь нас туда хотят отправить…

– Мы вызываем добровольцев! – политрук говорил, не переводя дыхания. – Товарищи! Тем, кто вызовется, а я не сомневаюсь, что такие найдутся…

И политрук сделал шаг вперед, расстегивая кобуру. Костя заметил, как дрожат у него пальцы.

– Политрук Хвостов! – рявкнул капитан. – Отставить! Что тебе, Кривошеев?

– Я пойду! – Телячье Ухо, отодвинув Костю плечом, сделал шаг вперед. – Я на подвиги готов, хоть и беспартийный.