Мосты в бессмертие

– Здорово! – усмехнулся Фролов. – Кто еще?

Вторым вышел тощий, длинноногий солдатик. Угловатый, большеглазый, носатый. Костя приметил его еще в самолете. Он все время молчал, порой бестолково ухмыляясь большим, щербатым ртом. В прошедшие двое суток, во всей этой сумятице среди дымных, окоченевших руин Костя потерял его из вида.

– Кто таков? – строго спросил политрук.

– Дозвольте!.. – старшина Лаптев ловко откозырял. – Я тож вызываюсь, а этот бестолковый солдат… Пимен Абросимов, Пимка.

– Пимка… – Фролов широко улыбнулся. – Становись в ряд с Кривошеевым. Кто еще?

– Товарищ капитан, – лейтенант Сидоров, вышел из-за дощатой перегородки, отделявшей вход в комбатовский блиндаж от траншеи. – Позвольте обратиться к моему подчиненному?

– Давай, лейтенант! Время дорого!

– Вы, старшина, остаетесь командовать ротой, раз Матвеев убит. А я иду в Аксайскому мосту. Со мной идут Кривошеев, Липатов, Муромцев, Воропаев, Верещагин…

Лейтенант, продолжая произносить фамилии бойцов, вопросительно поглядывал на Фролова.

– Кто еще добровольцами вызвался? – спросил он наконец.

– Командуйте ротой, – проговорил Фролов и, обернувшись к ординарцу, добавил: – А что, Федор Дмитриевич, есть ли связь с ротой Перфильева?

– Дак Ливерпуль же там! – отозвался Прытков. – Значит, и связь должна быть!

– Это если он дошел, – усмехнулся Фролов. – Это если при бомбежке провод не перебило.

– Он дошел! – Прытков беззаботно мазнул ладонью. – Ну а провод, он же медный…

* * *

Петька Воропаев шел впереди всех. Ну и походочка у мужика! Словно кот шкодливый крадется. Костя сам видел, как старшина предлагал ему автоматом вооружиться, но тот наотрез отказался. Так и остался со своим покоцаным карабином да с полудюжиной гранат. И вороватая ухватка у него, и поворот шеи, как у птицы ночной, вокруг оси почти, и крадется он, словно помоечный кот.

Они шли по-над рекой, вдоль железнодорожных путей. Здесь, за высокими железобетонными заборами, высились краснокирпичные корпуса, вздымались в небо заводские трубы. Вынесенные переплеты окон, искрошенный кирпич стен, а за ним обнаженные межэтажные перекрытия, вся непритязательная железная внутренность заводского быта. Здесь явственней ощущался трупный смрад, и Воропаев, местный уроженец, поминутно приговаривал, поглядывая на лейтенанта:

– Скоро уж минуем, скоро пройдем, еще две версты.

– Я думаю, – вторил ему Вовка Спиридонов. – Там где мы с Костяном ночевали, было человеческое жилье, а не завод, как здесь. Там люди успели разбежаться. А здесь… Здесь много народу полегло.

Он сдерживал дыхание, прикрывая нижнюю часть лица ладонью. Поминутно задирал голову, рассматривая подпиравшие безмятежную лазурь трубы.

– Я ж первый раз настоящий завод увидел только в эшелоне, когда от Красноярска в Нижний чалились. Так-то оно. У нас-то одни лесопилки, а у них трубы не такие высокие.

Верещагин подорвался на мине, когда они едва миновали первую половину пути. Спиря сдернул с плеч плащ-палатку, и они собрали в нее останки боевого товарища.

– Левой кисти не хватает, – шмыгнул носом Телячье Ухо.

– Ну и хрен с ней! – возмутился Спиря. Сибиряк стал бледен, его мутило. – На том свете и без левой руки можно обойтись. Так-то оно!

Через час пути, осоловелые от трупного смрада, они наконец вышли из приречной промзоны и вступили в жилые кварталы Ростова. Начались те самые линии, о которых бормотал всю дорогу Телячье Ухо – прямые, застроенные однотипными домишками улицы, словно просеки между полуразрушенными домами. За рекой, на острове, чернел прореженный войной лес. Они несли плащ-палатку с телом Верещагина вчетвером, оставляя на покрытом пылью щебне кровавый след. И Костя мучительно размышлял о мертвецах, неупокоенных под руинами. И все ему мнился обрушенный дом на Коровьем валу и его недолгий ужас. Ох, не любил Костя бояться! Несколько раз они видели людей, искавших что-то в завалах кирпича. Они бродили между руин как будто безо всякой цели, покрытые пылью, в изорванной, перепачканной кровью одежде. Многие были ранены или больны. Костя слышал, как лейтенант обещал в конец расстроенному Спире:

– Восстановят мосты, и из-за реки придут похоронные команды. Все убитых похоронят. Всех!

– Вашбродь, дай людям отдых, – подал голос Телячье Ухо. – Устали, измордованы видом преступлений проклятого фашиста по самое-мое! А если по прибытию на место сразу придется бой принять? Что тогда? Как усталому солдату воевать?

– Ты, Кривошеев, – зашипел Сан Саныч, – про высокородия забудь навсегда! Я уважаю Фролова как командира и удивительной храбрости человека, но ума не приложу, где, в каких закоулках нашей столицы он набрал эдаких выродков?

– Москва – удивительный город, – пробормотал себе под нос Костя.

Они присели передохнуть под капитальной стеной полуразрушенного дома. Сели в кружок, коленка к коленке, закурили. Один лишь Пименов, по обыкновению, расположился отдельно. Костя видел его угловатые плечи, под округлым куполом каски. Пименов смотрел назад, в сторону Темерницкого моста, туда, где остался командирский блиндаж.