Я взял у него ключи, бросил их в темное жерло колодца, следом туда же отправил пояс с прицепленными к нему наручниками, и имущество ключника, гремя о стенки ствола, устремилось навстречу невидимой сверху глубокой воде, а мы, захватив весь свой арсенал штукатуров, поторопились как можно скорее оставить у себя за спинами это ставшее нам ненавистным место. От пиршественной залы нас отделял небольшой внутренний дворик, пройдя через него мы остановились у двери. Она была заперта. Мы стучали в нее, пока охранник нам не открыл, сразу, на нашу удачу, признав в нас штукатуров, которые прошли сюда с час назад.
– А где Эфраим? – поинтересовался он, имея в виду ключника.
– Остался возле колодца, – ответил Элзевир.
И нам удалось беспрепятственно пройти через зал, где пленные сооружали себе завтрак из остатков ужина. Вкусно пахло готовкой, которую сопровождала многоголосая французская речь. У внешних ворот пришлось пройти мимо других охранников, однако они нас выпустили, обойдясь вообще без вопросов. До нас донеслось лишь произнесенное одним из них шепотом ругательство в адрес Эфраима, поленившегося нас самостоятельно проводить и выпустить. На этом ворота за нами захлопнулись, мы очутились на воле и, как только исчезли из поля видимости тюремной стражи, сильно ускорили шаг. Погода успела заметно улучшиться, нас обдувал свежий ветерок, так что нам уже около десяти часов удалось возвратиться в «Охотничий рог».
Весь этот переход мы с Элзевиром проделали, кажется, в полном молчании. И на бриллиант Элзевир не поинтересовался взглянуть. Как я протянул ему камень в мешочке, так он и лежал в его кармане. Слов у меня всю дорогу не было, однако мысли одолевали, и далеко не веселые. Вот мы уже вторично спасаем свои жизни бегством. Крови у нас на руках, в общем, нет, но куда денешься от причастности к драме, которая разразилась на наших глазах у колодца. Случившееся сегодня, казалось, отбросило меня еще дальше от прежней счастливой жизни, и особенно тяжко на сердце мне было из-за того, что меня с чудовищной скоростью уносило от Грейс.
Семейная Библия, лежавшая на столе в гостиной у моей тети, была иллюстрирована. Одна из картинок изображала Каина, и я со страхом взирал на нее осенними дождливыми вечерами. Каин там представал в скитании по бескрайней пустыне. Следом за ним шли его сыновья со своими женами и маленькими детьми. В рисунке угадывалось стремительное движение обреченных бежать из последних сил, не ведая отдыха и покоя. На изможденных их лицах стыла маска тревоги, а самым измученным и тревожным выглядел Каин с темным пятном посредине лба, которым пометил Господь этого первоубийцу, чтобы никто к нему не прикасался. Картинка пугала меня и одновременно притягивала. Каково это – понести за свое злодеяние подобную кару: скитаться без малейшей надежды хоть где-нибудь обрести покой и пустить корни. И вот меня самого готова постигнуть схожая участь. На моей совести смерть двух людей, мы с Элзевиром вынуждены теперь скитаться по лику земли, шанс вернуться на родину для нас призрачен, и если на лбу у меня пока еще нет Каиновой печати, то она потом может и появиться.
В «Охотничьем роге» я сразу поднялся наверх и бросился на постель, чтобы передохнуть и подумать, но меня тут же отвлекли голоса Элзевира и хозяина, которые уединились в комнате подо мной для какого-то явно серьезного разговора. Чуть позже, когда Элзевир поднялся ко мне, выяснилось, что речь у них шла о нашем отъезде. Про историю с ключником Элзевир умолчал. Кроме нас, о ней вообще никому знать не следовало. Поэтому для объяснения столь неожиданной нашей спешки убраться из этих мест он сказал, будто ему сообщили о таможенниках, которым удалось напасть на наш след, и они вот-вот нас здесь обнаружат. Хозяин мигом вошел в наше положение, чего Элзевир и хотел от него добиться, потому что не сомневался: как только ключника хватятся, тут же начнут разыскивать штукатуров, в чьей компании его последний раз видели. Значит, исчезнуть с острова нам требовалось как можно быстрее.
Ну хоть в этом судьба нам благоприятствовала. Из Коуза этой ночью отчаливало голландское торговое судно, доставившее на другую оконечность острова голландский джин и возвращавшееся в Схвененинген с грузом шерсти. Голландского капитана хозяин таверны хорошо знал, часто на него работал и имел все основания снабдить нас рекомендательным письмом к нему, которое нам откроет путь в Нидерланды. Так что мы во второй половине дня уже шагали по дороге, которая нас вела из Ньюпорта в Коуз, и одеты были по-новому, так как снова сменили образ, для чего нам вполне подошли синие одеяния моряков.