Мунфлит

Где мы, и впрямь понять было затруднительно. Мы в своей тьме даже о времени суток имели представление весьма смутное, принимая за точку отсчета дважды в день открывавшиеся люки. Жалкое подобие часов, да к тому же далеко не точное. Пищу нам доставляли нерегулярно, подчас со столь длительными промежутками, что у нас животы подводило от голода. Но даже не зная, где оказались, мы с Элзевиром обладали достаточным морским опытом и весьма отчетливо представляли себе, в какую ситуацию попал бриг. Его мотало по кругу. Тяжелые перекаты вздымали корму. Нос зарывался в воду. Мы с Элзевиром устроились возле люка. Он распахнулся. Вместе с солнечными лучами к нам, плеща, ворвалась соленая вода, а снаружи мы увидели не охранников с мушкетами и флотскими фонарями, обычно приносивших нам еду, а того самого тюремщика, который перед началом плавания поменял нам оковы.

Держась за ограждение, чтобы не упасть, он на мгновение нагнулся, кинул вниз ключ на цепочке, упавший на пол к нашим ногам, и выкрикнул по-голландски:

– Берите! И спасайтесь кто может! Господь да поможет храбрым, и к дьяволу неудачников!

Затем он рванул назад и исчез. Все сначала остолбенели в растерянности. Ключ лежал на полу. Люк остался открытым. Первым опомнился Элзевир.

– Джон, судно тонет, и нам предоставили шанс спастись, – подхватив ключ с грязной палубы, произнес по-английски он. – Так попытаемся вырваться, а не потонуть, как крысы в западне.

Он сунул ключ в скважину замка, державшего нас на цепи, запор легко отомкнулся, цепь упала на пол, и наш отряд оказался свободен. Лишь железные браслеты остались у каждого на левом запястье. Остальные отряды тоже поняли что к чему и, будьте уверены, поспешили воспользоваться ключом, в свою очередь обретая свободу. Мы с Элзевиром, не дожидаясь их, бросились к лестнице.

О, сила и сладость прохладного морского воздуха! Мало того, что он был для нас родным и привычным, но с каким же наслаждением мы вдыхали его после душной вони нижней палубы. Верхнюю палубу заполняла вода. Она моталась по ней взад-вперед. Впрочем, это еще не свидетельствовало, что корабль тонет. Куда больше насторожились мы от отсутствия кого-либо из команды. Нас бросало качкой из стороны в сторону. Уже спускались зимние сумерки. Света, однако, еще вполне доставало, и мы могли разглядеть, что творилось вблизи.

Палуба на самом деле была пуста. Нос корабля клевал огромные волны. Шторм творился поистине сокрушительный. Нос и корму заливало. Мы кинулись к кормовой надстройке и еще прежде, чем нам удалось достигнуть ее, поняли, отчего исчезла команда, а нам дали возможность освободиться.

– Мы на подветренном берегу! – перекрывая рев бури, прокричал Элзевир.

Он воздел руку, указывая мне на что-то вверху, и мне открылся весь масштаб бедствия. На судне, по которому яростным молотом колотило море, все паруса, кроме штормового штекселя, были сорваны. Жалкие их останки трепыхались на реях, словно горестные воспоминания о навсегда утраченном. Да и штормовому штекселю жить оставалось, похоже, недолго. Скрипы его смахивали на стоны умирающего, и время от времени он хлопал с оглушительностью ружейных выстрелов. Лежали мы носом в море, но двигались, несмотря на это, назад. И каждая из накатывавших огромных волн вздымала правую корму, отчего бриг совершал то и дело круговые прыжки.

Элзевир указал, куда мы неслись вперед кормой. Туман вместе с льющимся сверху дождем и соленой взвесью не давал простереться взгляду на дальнее расстояние, но все-таки мне удалось заметить белую линию, похожую на кайму из морской пены. И справа по борту она виднелась. И слева. Знающий море поймет без труда, сколь ужасны были слова Элзевира насчет подветренного берега. От упоения свежим морским воздухом и обретенной внезапно свободы не осталось и тени. Меня пробирала дрожь в предчувствии неминуемой гибели. Тщетны были надежды, связанные с избавлением от рабства. Смерть, которой не ожидал я в ближайшие пятьдесят лет, вплотную ко мне приблизилась, и расстояние между нею и мной сокращалось каждую минуту еще на год.

– Мы на подветренном берегу! – проорал опять Элзевир.

Вот, значит, что представляла собой эта каемка пены. До катастрофы нам оставались каких-нибудь полчаса. Мысли мои закрутились столь же неистово, как крутилось вокруг нас море. Самые дикие и невероятные предположения и вопросы посещали меня. На какой берег нас сносит? Утес с твердокаменным ликом, крутизна которого обрывается прямо на глубину, или пологую песчаную вязкость, где мы сядем на мель, и волны в течение многих часов примутся избивать наш корабль, пока не довершат его гибель? В первом случае сокрушительный удар принесет нам мгновенную смерть, второй оставляет призрачную возможность выжить.