Мунфлит

Элзевир попросил меня помочь ему со штурвалом. Нам удалось его зафиксировать, и я знал зачем. Утратив надежду, что направление ветра изменится, Элзевир направляет бриг к берегу.

Судно было повернуто бортом к волнам и носом к ветру, но по мере того, как ветер наполнял штексель, крен стал выравниваться, и мы взяли заданный курс. Спустилась ночь, по-ноябрьски темная. Мы видели только белую окаемку пены на рифах, и по мере нашего приближения к берегу она делалась все отчетливее. Ветер дул яростнее прежнего, и столь же яростные удары наносили волны по бригу. День, угаснув, стер с них желто-серый тон, и казалось, что нас преследуют огромные черные горы с белыми вершинами. Каждый из этих валов норовил нас сокрушить. Дважды это едва не случилось, и мы, оглушенные, захлестнутые по пояс бурлящим ледяным потоком, лишь чудом спаслись, удерживаясь что было сил за штурвал.

Белая линия становилась все ближе. Вой ветра и шум прибоя перекрывал оглушающий рокот гальки, которую волны с каждой своею атакой на берег засасывали вглубь моря. Последний раз такой дикий рокот я слышал очень давно одной летней ночью, когда еще мальчиком дома у тети полупроснулся от шума в своей маленькой белой спальне. «Быть может, кто-то сейчас, внимая звукам далекой бури, подбросил свежее полешко в очаг, вознося благодарность Создателю, что не вынужден сам бороться за жизнь в заливе Мунфлит», – подумалось мне. Я живо представил себе, что происходит на берегу. Рэтси с контрабандистами наверняка заметили «Аурунзебе» еще в полдень, а может и раньше, следили с тех пор, не меняется ли направление ветра на восточное, что единственное было способно спасти судно, которое занесло бурей в Мунфлитский залив, но положение оставалось прежним. Ветер продолжал дуть южный, с корабля срывало один за другим паруса, он, крутясь, приближался к берегу, по деревне пошли разговоры, что столкновения с мысом Снаут ему не избежать, а значит, к заходу солнца на берегу собралась толпа мужчин, готовых на риск ради спасения наших жизней. Они будут делать для нас все, что только в их силах, но если крушение произойдет, не откажутся и от возможности поживиться. Я живо представил себе среди этой толпы спасателей Рэтси, и Деймона, и Тьюкбери, и Лавера. Вполне вероятно, и пастор Гленни там, и, быть может, даже…

На этом мои размышления прервало восклицание Элзевира:

– Смотри! Там свет!

Сквозь пелену тьмы и мороси едва угадывалось мерцание. Не свет, а словно намек на него, который то становился яснее, то вообще пропадал, но затем появлялся снова.

– Спичка Мэскью, – сказал Элзевир, вернув мне это забытое имя из дали почти неправдоподобного прошлого. Оно затерялось столь глубоко в закоулках памяти, что мыслям моим порядком пришлось поплутать, прежде чем я сумел там найти себя юношей, подплывающим августовской ночью к берегу. Меня овевал легкий бриз, а над деревней виднелся сквозь лес поместья дружественный кружочек света. Неужто она до сих пор верна своему обещанию каждую ночь оставлять для всех, кто находится в море, свечу на окне, пока я не вернусь? Значит, по-прежнему ждет меня? И вот я возвращаюсь к ней, но каким? Юность моя позади. Ночь далеко не августовская. Я заклейменный каторжник. Нас треплет буря. Белая окаемка смерти, которая отделяла меня от Грейс, показалась мне вдруг едва ли не благом. Если погибну, она никогда не увидит, как низко я пал.

Элзевира, кажется, тоже унесло мыслями в прошлое, иначе бы он не назвал меня уменьшительным именем.

– Джонни, – сказал он мне, будто бы возвращаясь к юным моим годам. – Я замерз и совсем пал духом. Сходи-ка в винную кладовую, глотни там сам согревающего и мне принеси бутылку. Минут через десять мы окажемся в полосе прибоя. Тут уж придется напрячь силу полностью, а у меня ее больше нет.

В каютах было полно воды, но мне все-таки удалось добраться до кладовой. Я отыскал там славный голландский джин из капитанских запасов, но даже он не шел ни в какое сравнение с «Молоком Арарата» из «Почему бы и нет».

Элзевир глотнул от души, засмеялся.

– Отличный напиток, – произнес он, отбросив бутылку. – Хорош от осенней промозглости, как сказал бы Рэтси.

Мы находились уже очень близко от каймы белой пены. Волны, преследовавшие нас, закручивались на гребне. Берег тускло светился сквозь морось, как лампа в комнате тяжелобольного. Это был синий сигнальный огонь, который жгли люди на берегу. Они поджидали там нас, не зная, что их сигналы предназначаются лишь нам двоим, рожденным в Мунфлите. Было понятно, куда направляют судно спасатели. Огонь разжигался там, где над галькой высится небольшая полоска глины. Если судно выскочит, к своему счастью, на эту мель, удар будет не столь сокрушительным. Мы, ориентируясь на сигнал, скорректировали курс.

К берегу мы подходили, окутанные оглушающим шумом. В оснастке выл ветер, море гремело за бортом, и надо всем этим властвовала какофония откатной воды, с жадностью пожирающей гальку.

– Ну сейчас будет! – сказал Элзевир, когда нам стали видны в синем свете силуэты людей.