Муссон

Дориан осторожно взял двумя пальцами безвольно висевшую лапку, и Джинни всхлипнул, но не стал сопротивляться. Он просто смотрел на Дориана огромными доверчивыми глазами. Дориан попытался вспомнить, чему научился, наблюдая за тем, как доктор Рейнольдс лечил матросов, упавших с рей на «Серафиме», или тех, кто умудрился угодить рукой в работающий кабестан.

Он осторожно выпрямил руку Джинни, приложил к ней обломок бамбука и перевязал полоской ткани, оторвав ее от своей головной повязки.

– Нужно отнести его к Бен Абраму, – сказал Дориан девочке и взял маленькое тельце на руки.

– Как бы мне хотелось пойти с тобой, – прошептала Ясмини.

Она прекрасно знала, что это невозможно, так что Дориан и отвечать не стал. Он соорудил из полы своей одежды нечто вроде люльки и уложил в нее Джинни.

Ясмини бежала за ним до самых ворот гарема, а потом стоя провожала его взглядом. Дориан побежал по дороге через пальмовую рощу к городу.

Примерно через полмили он встретился с конюхами, гнавшими несколько лошадей принца.

– Мустафа! – окликнул одного из них Дориан. – Довези меня до порта!

Мустафа посадил его на спину своей лошади, и они галопом помчались по узким улочкам города к порту.

Бен Абрам работал в своем лазарете рядом с причалами. Он вышел из маленькой задней комнаты, отирая кровь с рук, и удивленно приветствовал Дориана и Джинни.

– Я привез тебе пациента, почтенный доктор, который очень нуждается в твоем великом искусстве, – сказал Дориан.

– Этот зверь меня не укусит?

Бен Абрам с подозрением всмотрелся в Джинни.

– Не беспокойся, Джинни понимает, что тебе можно доверять.

– Лечение переломов – искусство, восходящее к древности, – заметил Бен Абрам, внимательно изучая обезьянью лапку. – Но я сомневаюсь, что кому-то из моих предшественников приходилось заниматься таким пациентом.

Когда он закончил дело и на лапку были наложены шины и бинты, Бен Абрам дал Джинни каплю лауданума, и мартышка заснула на руках Дориана. Она проспала всю долгую обратную дорогу до гарема.

Ясмини ждала их внутри прямо у ворот. Она взяла у Дориана сонную обезьянку и понесла в его комнаты, где они нашли Тахи в ужасном волнении.

– Что ты натворил, глупый мальчишка? – набросилась она на Дориана, как только тот появился в дверях. – Весь гарем просто гудит! Каш приходил. Он просто в бешенстве, даже говорит с трудом! Это правда, что Джинни укусил Зейна аль-Дина, а ты сломал ему зуб и разбил нос и что у него сломана нога? Каш сказал, что Зейн, возможно, вообще больше не сможет ходить или в лучшем случае останется калекой на всю жизнь!

– Он сломал ногу из-за собственной неуклюжести!

Дориан и не думал раскаиваться. Тахи схватила его и, прижав к груди, громко зарыдала.

– Ты просто не понимаешь, какую опасность навлек на собственную голову! – всхлипывала она. – Нам теперь нужно постоянно быть настороже! Ты не должен есть или пить что-то такое, чего я не попробовала сначала! Ты должен запирать на засов дверь своей спальни!

Она долго перечисляла меры предосторожности, которые необходимо предпринять, дабы избежать мести Каша и Зейна аль-Дина.

– Одному Аллаху ведомо, что подумает об этом принц, когда вернется из Маската! – с мрачным удовольствием закончила она свою тираду.

Ясмини и Дориан оставили ее плакать и воображать разные ужасы над кухонными горшками и унесли Джинни в спальню Дориана.

Уложив его на тюфяк, они сели рядышком.

Оба молчали. Через какое-то время Ясмини задремала, и, как увядающий цветок, опустила голову на плечо Дориана.

Он обнял ее за плечи, и много позже Тахи нашла их спящими в объятиях друг друга. Она опустилась рядом с ними на колени и всмотрелась в их лица.

– Они так прекрасны вместе, такие юные и такие невинные… Какая жалость, что такого не может быть. У них могли бы родиться дети с красными волосами, – прошептала она.

Осторожно подняв Ясмини, она унесла ее в великолепные комнаты ее матери, располагавшиеся неподалеку от главных ворот, и там передала на руки нянькам.

Каш снова явился рано утром на следующий день, кипя угрозами. Несмотря на это, было ясно, что он не готов перечить строгим наказам аль-Алламы и Бен Абрама и причинить Дориану какой-то серьезный вред. Но его злоба буквально выплескивалась из него, словно некая аура зла. Он посмотрел на Дориана, его толстое лицо пылало ненавистью.

– Скоро придет день, если Аллах окажет такую милость, когда ты исчезнешь из гарема и перестанешь меня беспокоить!

Атмосфера вокруг Дориана буквально трещала от ненависти. Другие дети, все, кроме Ясмини, держались от него подальше. Как только они видели Дориана, бросали свои шумные игры и разбегались в разные стороны. Женщины закрывали лица и подбирали подолы своих одежд, чтобы не коснуться Дориана, как будто он мог их отравить.