Муссон

Муссон затих, сменившись временем штилей, потом развернулся на сто восемьдесят градусов, и его первые порывы почти неслышно налетели с северо-востока; это первое легкое дыхание стало провозвестником смены сезонов, времени ливней и казкази.

Казкази набирал силу, и тяжело нагруженные корабли в заливе поднимали якоря, распускали паруса на свежем ветру и уходили на юг, чтобы обогнуть мыс Доброй Надежды.

«Ласточка» осталась почти в пустом порту.

Потом, во время одного из регулярных визитов Тома в крепость, визирь приветствовал его так, словно Том только что пришел в гавань, и предложил сесть на парчовые подушки и отведать чашку густого, сладкого черного кофе.

– Мои хлопоты в вашу пользу дали наконец плоды. Его светлость султан благосклонно взглянул на вашу просьбу о торговой лицензии.

Визирь обезоруживающе улыбнулся и извлек из рукава своего халата документ:

– Вот его фирман.

Том жадно потянулся к бумаге, но визирь снова спрятал ее в рукав:

– Фирман ограничивает ваше право исключительно Занзибаром. Он не позволяет вам идти дальше на север или заходить в порты материка. Если вы это сделаете, ваш корабль будет конфискован, а команда взята в плен.

Том постарался скрыть раздражение:

– Я все понял, и я благодарен султану за его щедрость.

– Вы должны будете заплатить налог за любой товар, который вы приобретете на рынках; сумму следует внести золотом до того, как вы отправите все на борт своего корабля. Налог составляет одну пятую часть стоимости любого товара.

Том нервно сглотнул, но удержал на губах вежливую улыбку:

– Его светлость щедр.

Визирь протянул ему документ, но, когда Том попытался его взять, снова отдернул и воскликнул:

– Ох! Простите меня, эфенди. Я забыл об одном маленьком дельце – плате за саму лицензию. Тысяча рупий золотом и, конечно, еще пять сотен рупий за мои хлопоты перед повелителем.

Получив наконец султанский фирман, Том смог ходить на рынки. Каждый день на рассвете он отправлялся на берег, взяв с собой мастера Уэлша и Эболи, и возвращался на корабль только в час ранней дневной молитвы, когда все торговцы закрывали лавки и ларьки, чтобы откликнуться на призыв муэдзинов.

Первые несколько недель он не делал покупок, но часами сидел то с одним, то с другим торговцем, попивая кофе и обмениваясь любезностями, изучая их товары, но не выражая энтузиазма, не заключая сделок, а просто сравнивая цену и качество. Том сначала думал, что окажется в более выгодном положении, потому что большинство европейских торговцев уже ушли из порта с казкази и спрос на рынке уменьшится.

Но очень скоро он понял, что дело обстоит далеко не так. Другие торговцы уже перерыли все товары и забрали лучшее. Оставшаяся на рынке слоновая кость была по большей части незрелой, лишь немногие бивни в длину превышали руку Тома, и многие выглядели кривыми и обесцвеченными. Здесь не имелось ничего похожего на ту могучую пару, что его отец купил у консула Грея во время их первого посещения острова. Несмотря на дурное качество, торговцы, уже получившие немалую прибыль, не сбрасывали цены и лишь равнодушно пожимали плечами, когда Том протестовал.

– Эфенди, на этих зверей охотится очень мало людей. Это опасное дело, и с каждым годом им приходится уходить все дальше, чтобы найти стада. А теперь и вовсе конец сезона. Все запасы кости забрали другие торговцы-иноверцы, – благодушно объяснил Тому один из торговцев. – Но у меня есть несколько хороших рабов. Желаете посмотреть?

Со всей любезностью, на какую только он был способен, Том отказался посмотреть на живой товар. Эболи попал в рабство еще в детстве, но каждый момент ужаса, обрушившегося на него, оставил незаживающий шрам в его памяти. И Том задолго до того, как впервые покинул берега Англии, знал все подробности этой гнусной торговли.

Потом, во время многих плаваний, отец Тома сам многое узнал об этой торговле, и он постарался вселить в Тома отвращение к такому бесчеловечному занятию.

Том, с тех пор как впервые обогнул мыс Доброй Надежды, постоянно сталкивался и с работорговцами, и с их жертвами.

Теперь же, во время долгого ожидания на Занзибаре, рядом то и дело вставали на якорь корабли работорговцев, достаточно близко, чтобы на «Ласточке» могли чуять вонь этих судов и слышать душераздирающие звуки.

Каждый день Том вместе с Эболи проходил мимо огороженной площадки для рабов, и было очень трудно делать вид, что не замечаешь горестей рядом с собой, слышать плач детей, оторванных от родителей, рыдания осиротевших матерей, видеть тупое отчаяние в темных глазах молодых мужчин и женщин, лишенных свободы, вольной жизни, закованных в цепи, как дикие звери, осыпаемых оскорблениями на языке, которого они не понимали, жестоко избитых тяжелыми плетьми…

Сама мысль о том, чтобы извлекать прибыль из мучений этих потерянных душ, вызвала у Тома тошноту.