Музыка души

Таня наслаждалась Парижем: улицами, магазинами и общим блеском. Устроились все вместе в отеле Ришпанс, а несколько дней спустя поехали смотреть больницу в Пасси, куда собирались поместить Таню. С одной стороны открывался вид на Эйфелеву башню, с другой – на Булонский лес. Красивая, спокойная местность.

Однако хозяин заведения и его дочь приняли их так нелюбезно и показали такое ужасное помещение для Тани, что Петр Ильич с Модестом уже собирались уехать и поискать что-нибудь другое. Но стоило хозяину понять это, как его тон переменился, посыпались предложения лучших комнат, обещания превосходного ухода… Удовольствовавшись небольшой, но чистенькой комнаткой, братья заключили договор.

Вечером они привезли Таню, и тут оказалось, что комната не готова, их никто не встретил, прислуге невозможно было дозвониться. Они собиралась уезжать, когда появились и два доктора, и прислуга. Странные люди эти французы! Таня решила все-таки остаться и посмотреть, что будет.

Присутствие племянницы диктовало свой порядок жизни, к которому Петр Ильич привыкал с трудом, и сочинение опять замедлилось. Модест тоже работал – понемногу писал пьесу, и ему приходилось еще сложнее: все хлопоты и заботы о Тане он взял на себя.

Немного развеяло напавшую на Петра Ильича тоску сообщение от Анатолия о том, что Бог даровал ему дочку, которую назвали Татьяной. Но там же он писал, что Алеша при смерти – болен воспалением легких. До крайности обеспокоенный состоянием слуги, Петр Ильич попросил Юргенсона проведать его и узнать все точно, поскольку Анатолий самого больного не видел, боясь подхватить тиф, свирепствовавший в казармах, и заразить им семью.

Ответа не было долго. Петр Ильич совсем извелся от неизвестности, вообразив худшее, когда письмо от друга развеяло страхи и изрядно повеселило.

«15-го вечером я получил твое письмо от 9-го февраля и на другое утро, вооружившись одним словом «Алеша», пошел в казармы Покровские. Дорогой я был искушен духом сомнения: довольно ли пойти в казармы и спросить, где мол Алеша? Голос разума ответил: да, довольно глупо. Но неистощимый запас желания и дерзновенная мысль: как? Людей находят, не зная вовсе ни их имени или фамилии, ни их общественного положения, ни их физиономию – находят их по оторванной пуговице от штанов. А у «нас» есть: 1) крестное имя, 2) общественное положение; 3) местонахождение; 4) состояние (болезненное); 5) знакомство с лицом. Подошедши к первому крыльцу, я увидел страшилище в шубе невероятных размеров, караульного с лицом, лоснящимся от добродушия и вопрошающего меня:

«Вам кого?»

Юргенсон (немного конфузливо): «Скажите, как бы мне тут найти одного солдатика «Алешу»?

«Как его хвамилия?»

Юргенсон (краснея): «Не знаю».

«Какой роты?»

Юргенсон (краснее краснея): «Не знаю».

Страшилище (снисходительно): «Какого полка, тоже не знаете?»

Юргенсон (бодрясь): «Я все это знал, но все забыл. Знаю только, что его зовут Алеша, что он нечто вроде унтер-офицера, наверное болен, и его бывший барин о нем сокрушается».

Страшилище (участливо): «Не Софронов ли?»

Юргенсон (восторженно): «Непременно!»

Страшилище: «Екатеринославского полка».

Юргенсон (подавляя желание броситься караульной шубе на шею): «Это он! Это он!»

Далее уже более серьезно Петр Иванович сообщал, что с Алешей все в порядке – болезнь не так страшна, как вообразил Толя, и скоро он снова будет в строю. Посмеявшись, Петр Ильич успокоился за участь своего слуги.

Погода установилась ужасная: снег, метели, холодный, пронзительный ветер. И душевное состояние под стать. Заботы о Тане отнимали много времени и сил, работа шла тяжело, спал Петр Ильич плохо.

Так прошла зима.