Музыка души

Вот ведь шельмец – умеет, когда хочет. Петр Ильич усмехнулся.

– Будь по-твоему: съезжу в Москву – гуляй свою свадьбу. Только чтобы к моему возвращению все было прибрано.

– Да не извольте беспокоиться! – Алеша победоносно заулыбался.

Уже в Москве Петр Ильич узнал, что свадьба не состоялась: невеста сбежала из-под венца. Однако Алексей нисколько не огорчился, и кутеж все равно был.

***

Вдохновленный успехом с «Черевичками», Петр Ильич согласился дирижировать симфоническим концертом в Петербурге. Если концерт сойдет также благополучно, как опера, значит, он сможет личным участием содействовать распространению своих сочинений.

В конце февраля он прибыл в столицу для репетиций. На полупустом, заметенном снегом вокзале он сразу заметил кутавшегося в легкое пальто Модеста. После приветствий Петр Ильич сразу поинтересовался:

- Как Саша?

– Тяжело, – вздохнул Модест. – Однакож лучше, чем мы боялись. Поначалу-то на нее страшно было смотреть. А теперь из Каменки пишут, что пришла в себя, начала жить дальше.

– Не обострилась бы ее болезнь от таких переживаний. А Бобик?

– Конечно, был потрясен. Но встретил трагедию стойко и мужественно. Он молод – в этом возрасте легче пережить беду.

Петр Ильич согласно кивнул. Тревога о родных, не перестававшая терзать его со смерти Тани, немного улеглась. И он сосредоточился на подготовке к предстоящему концерту.

Было невероятно страшно, даже живот начал болеть. Иногда страх доходил до того, что Петр Ильич хотел отказаться и уехать, не в состоянии победить робость. Только титаническими усилиями воли он заставлял себя остаться и довести дело до конца.

Всю ночь перед первой репетицией он провел в мучительном беспокойстве и утром явился практически больным. Но стоило ему показаться в зале, как музыканты устроили бурную овацию, и странным образом страх мгновенно прошел.

Позже волнение вернулось, но это уже было скорее предвкушение художественного восторга, которое испытывает автор, стоящий во главе превосходного оркестра, с любовью и увлечением исполняющего его произведение. Когда он завладевает волей сотни человек, играющих по его палочке. Во время концерта Петр Ильич испытал минуты безусловного блаженства. Пожалуй, они стоили перенесенных мучений и тяжелой борьбы с самим собой.

Перед отъездом он зашел к жившему в Петербурге Кондратьеву. Встреча со старым другом подействовала угнетающе. Николай Дмитриевич был тяжело болен и выглядел ужасно. При страшной худобе у него образовался огромный, наполненный водой живот, и распухли ноги. Консилиум врачей во главе с Боткиным определил болезнь Брайта. Больной мог прожить еще долгое время, но вылечить его нельзя. Вопреки всему Кондратьев был полон надежд и не терял жизнерадостности:

– Доктора утверждают, что я могу еще поправиться, – уверенно заявил он, задыхаясь при каждом слове.

Но признаки приближающейся смерти, явственно различимые на его лице, противоречили бодрым словам. Петр Ильич со страхом подумал, что видит друга в последний раз.

***

Несмотря на середину марта, погода стояла совсем зимняя, снег завалил весь парк. Но днем солнце пригревало, и гулять было приятно. Однако и дома Петр Ильич не чувствовал себя хорошо. Что тому было причиной – усталость от концерта, необходимость срочно переделывать «Чародейку», или расстройство желудка, – но он постоянно испытывал непонятную тоску. А как в Петербурге казалось, что в деревне он будет наслаждаться спокойной одинокой жизнью! И вот пожалуйста – никакого наслаждения, одно расстройство.

Весь апрель Петр Ильич провел в Майданове, усердно работая над оперой, стремясь полностью покончить с ней и освободиться от этой обузы. Наконец, сбыв с плеч «Чародейку», он осуществил давнюю мечту – проехать пароходом по Волге.

Отправлялись из Нижнего Новгорода. От пристани по крутому холму поднималась широкая лестница. А наверху красовался древний кремль с высокими кирпичными стенами и белокаменными златоглавыми церквами.

Насилу Петр Ильич нашел на пароходе «Александр II» место второго класса, и то страшно неудобное. Дурная погода, шум и суета отравили начало пути. И все же Волга понравилась. Река была в полном разливе, и местами берега так удалялись друг от друга, что она делалась похожей на море. Гористый правый берег часто представлял красивейшие ландшафты. Далеко не такие великолепные, как на Рейне или Дунае, но главная красота заключалась не в берегах, а в безграничном просторе, массе вод, неторопливо, без всякого бурления катящихся к морю.

Петр Ильич влюбился в эту чудную реку и готов был целое лето плавать по ней взад и вперед. Но… на своем пароходе – в полном одиночестве. Страшно раздражали пассажиры, постоянно лезшие знакомиться, не желавшие оставлять в покое. И что за несносная страсть непременно выпытывать: куда вы, кто вы, и зачем вы едете! Петр Ильич все же сумел устроиться так, чтобы никто не знал, кто он такой. Что, однако, не избавило его от участия в музыкальном вечере.

Он аккомпанировал уверенно державшей себя барышне, которая взялась петь один из его романсов. Спев едва две строчки, она прервалась и недовольно скривилась: