Музыка души

Утром двадцать девятого июня повар принес на блюде громадный сдобный крендель с инициалами именинника и блюдо коржиков и булок. Когда Петр Ильич вернулся с купанья, у него на балконе уже накрыли стол для праздничного кофе. Все обитатели имения – гости и хозяева – явились с поздравлениями. Дина предстала в новом нарядном платье, с собственноручно вышитой ею салфеткой и важно, с большим чувством продекламировала стихотворение по-французски.

– Спасибо тебе, Диночка, – целуя, поблагодарил ее растроганный Петр Ильич. – Обещаю никогда не расставаться с твоей работой.

Затем он пригласил всех к кофе, и они с аппетитом потягивали ароматный напиток с густыми, жирными сливками и ели вкусный крендель. Посидев у именинника, гости разошлись до завтрака, который был в тот день тоже праздничный. Петр Ильич, вопреки обыкновению, не ушел в поле, а сидел со всеми на балконе, играл на бильярде с молодежью.

Обед, состоявший исключительно из его любимых блюд, прошел шумно и весело. Пили шампанское за его здоровье, пели ему «Многая лета». А когда наступил вечер и на небе появились первые звезды, зажглась иллюминация: среди зелени горели разноцветные лампочки и красовался большой вензель именинника. На реке пускали фейерверк: красиво падали снопы огней, ракеты, вензеля и букеты. Несмотря на то, что день вышел суматошный и утомительный, Петр Ильич был счастлив: приятно воочию видеть, как тебя любят.

Вскоре после именин он уехал в Каменку. Узнав, что он покидает их дом, Дина начала грустить и плакать, не желая расставаться. Петр Ильич пытался ее утешить, ласково уговаривая:

– Что, Диночка, опять глазки красные? Нельзя так, голубчик, ведь мы скоро увидимся.

Но та только пуще заливалась.

В день отъезда проводить его вышли все обитатели имения. Петр Ильич обошел присутствующих, лично попрощался с каждым, и от волнения у самого выступили слезы на глазах. Дина снова заплакала, крепко обнимая за шею.

– Ну, Диночка, – уговаривал он ее, пытаясь отцепить от себя, – не плачь, будь умницей, не навек расстаемся.

Когда он уже сел в экипаж и махал оттуда шляпой провожающим, девочка долго смотрела ему вслед.

Погостив немного у сестры, Петр Ильич по совету каменского доктора поехал в Виши лечиться водами. На курорт он прибыл совершенно больным со страшным пароксизмом лихорадки, но уже на следующий день чувствовал себя отлично. Единственным минусом Виши была убийственная скука и тревожные письма от Саши: ее последний ребенок родился слабым и больным, да и сама она плохо себя чувствовала.

Желания сочинять не возникало никакого – голова была абсолютно пуста. Петр Ильич с беспокойством думал о том, что будет дальше. А когда жившая в Виши барышня играла одну из его пьес, не мог поверить, что он ее автор.

С каждым днем курорт вызывал все большее отвращение, и Петр Ильич всей душой стремился уехать оттуда. Не выдержав, он сбежал, не закончив лечения, чтобы присоединиться к Модесту и его воспитаннику в поездке на пароходе по Роне.

Модя приятно удивил: это был уже не прежний безалаберный молодой человек, живущий лишь удовольствиями. Он стал ответственным и внимательным воспитателем; поражал умом, тактом, добросовестностью и умелостью в своей задаче.

Его воспитанник восьмилетний Коля Конради с первого взгляда обворожил Петра Ильича. Глухонемой мальчик – суетливый, нервный, с огромным трудом объяснявшийся с окружающими – приводил его в умиление. Раздражительность и припадки хандры волшебным образом исчезли, растворившись в заботах об убогом ребенке и о больном брате: во время своего плавания они умудрились заболеть от влияния местной питьевой воды.

В конце июля братья расстались – Петр Ильич направился в Байрейт на вагнеровские торжества. Помимо личного интереса, он должен был там присутствовать как корреспондент «Московских ведомостей».

Небольшой провинциальный городок представлял собой вавилонское столпотворение. И местные жители, и приезжие, стекшиеся сюда чуть ли не со всех концов мира, спешили к станции железной дороги, чтобы присутствовать при встрече императора Вильгельма. Петр Ильич наблюдал за этим действом из окна соседнего дома. Сначала промелькнуло несколько блестящих мундиров, потом процессия музыкантов вагнеровского театра с дирижером во главе, потом стройная высокая фигура Листа, наконец, в щегольской коляске – бодрый, маленький старичок с орлиным носом и тонкими насмешливыми губами – Рихард Вагнер.

Загремел оркестр, раздался восторженный гул толпы: императорский поезд медленно подошел к станции. Престарелый император сел в коляску и тихо направился к замку, сопровождаемый приветственными криками народа. Почти столь же громкие крики сопровождали Вагнера, вслед за императором проехавшего сквозь плотную толпу.