Музыка души

По окончании концерта Толстой выказал желание познакомиться с автором взволновавшей его музыки. Когда Николай Григорьевич представлял их друг другу, Петра Ильича охватил страх и чувство неловкости. Ему казалось, что этот величайший сердцеведец одним взглядом проникнет во всей тайники его души. Но… ничего не произошло. Толстой весьма мало обнаруживал то всеведение, которого боялся Петр Ильич. Видно было, что ему просто хотелось поболтать о музыке, которой он интересовался, но в которой слабо разбирался. Более того – Петра Ильича поразили и возмутили высказывания Толстого о Бетховене.

– Как хотите, я не понимаю, почему его так превозносят, – непререкаемым тоном заявил Лев Николаевич (у него вообще была манера высказывать свое мнение так, будто это истина в последней инстанции). – По-моему, Бетховен – посредственный композитор, ничего гениального в его сочинениях нет. Ведь вы согласны со мной, Петр Ильич?

Петр Ильич попытался спорить, но быстро понял, что чужого мнения Толстой не приемлет, а аргументов не слышит. Как же так? Ведь низводить до своего непонимания всеми признанного гения – свойство ограниченных людей. Эта черта совершенно не шла великому писателю. Спорить, доказывать свое мнение Петр Ильич не умел, а потому оставалось притворяться серьезным и благодушным, молча страдая. Ему было неприятно, что существо, умевшее поднимать из глубочайших недр души самые чистые и пламенные восторги, говорит вещи, недостойные гения. Не знать, не видеть этих будничных мелких черт в образе, который он в своем воображении украсил всеми добродетелями и достоинствами, было бы отраднее.

Еще дважды за время пребывания в Москве Толстой бывал у Петра Ильича, и, когда разговор не касался музыки, общение с ним получалось интересным и даже поучительным. Особенно это касалось вопросов творчества.

– Тот художник, который работает не по внутреннему убеждению, а с тонким расчетом на эффект, – страстно уверял Лев Николаевич, – тот, который насилует свой талант с целью понравится публике и заставляет себя угождать ей, тот не вполне художник, его труды не прочны, успех их эфемерен.

С этим Петр Ильич не мог не согласиться, слова писателя глубоко запали в его душу. И все же новое знакомство не доставило ничего, кроме тягости и мук. В таких случаях Петр Ильич чувствовал, что из желания понравиться, угодить, он невольно то рисуется, то напротив таит искренние порывы, боясь покоробить собеседника. Необходимость играть роль становилась источником самых тяжелых переживаний для его правдивой натуры.

Они обменялись двумя письмами, после чего общение прекратилось. Несмотря на гордость, которую Петр Ильич испытал, видя отношение писателя к его сочинениям, он был разочарован в его личности, и даже любимейшие произведения Толстого временно утратили для него свою прелесть.

Отныне Петр Ильич еще больше утвердился в убеждении, что не стоит лично знакомиться со своими кумирами – пусть они остаются на недосягаемой высоте. Однако неприятное впечатление вскоре забылось – Толстой по-прежнему оставался одним из любимейших писателей Петра Ильича.

Сильно беспокоило его молчание Модеста. Брат никогда не был аккуратен в корреспонденции, но в последнее время как-то уж слишком долго не приходило от него вестей. Склонный всегда предполагать худшее, Петр Ильич в попытке отогнать дурные мысли отругал брата в шутливой форме:

«Милостивый государь!

 Модест Ильич!

Я не знаю, помните ли Вы еще о моем существовании. Я прихожусь Вам родным братом. Состою профессором здешней консерватории и написал несколько сочинений, как-то: опер, симфоний, увертюр и других. Когда-то Вы удостаивали меня вашим лестным вниманием. Мы даже совершили с Вами в прошлом году путешествие за границу, оставившее в сердце моем неизгладимо-приятные воспоминания. Потом Вы нередко писали мне милые и весьма интересные письма! Теперь все это кажется мне лишь сладким, но несбыточным сновидением. Да, Вы забыли и не хотите знать меня!!!

 Но я не таков, как Вы. Несмотря на мою ненависть к ведению корреспонденции, несмотря на усталость (теперь 12 часов ночи) сажусь, чтобы напомнить Вам о себе и воодушевляющих меня чувствах любви к вам.