Музыка души

На обратном пути Петр Ильич зашел в свой любимый уголок. Симаки могли похвастаться множеством очаровательных мест. Одно из них располагалось на дороге, идущей вдоль заросшего тростником болота параллельно с деревней. Усевшись повыше дороги – около крошечной березовой рощицы у канавы, отделяющей усадьбу от поля, он любовался прелестным пейзажем. Внизу вперемешку с тополями расстилалось село со скромной церковью, а за ним лес. Петр Ильич просидел там около часа, испытывая одно из тех чудных состояний, когда всякие заботы и треволнения куда-то скрываются. Вместо них появлялись самые разнообразные мысли и фантазии. Над головой кружились тучи ласточек, и он задумался: зачем они собираются, не хотят ли уже лететь, куда полетят? Глядя на вековые деревья, пытался определить их возраст.

На следующий день, когда он завтракал на веранде, наслаждаясь свежей прозрачностью утреннего воздуха, Алеша принес телеграмму от Анатолия. Петр Ильич взял ее с нехорошим предчувствием, и оно не обмануло.

«Вследствие неприятностей по службе, выхожу в отставку: очень желал бы поскорее тебя увидеть; здоров».

Что ж такое происходит с Анатолием, что он нигде не может нормально устроиться? И что за глупости – выходить в отставку! Петр Ильич страшно расстроился, отменил свою поездку к Модесту и решил отправиться прямо в Петербург. Как часто случалось в последнее время, он задумался о невидимой руке провидения, столь явно оберегающей его от ударов судьбы. Ведь что с ним было бы, если бы он получил это известие во время работы!

Всю дорогу до Петербурга Петра Ильича терзали беспокойство о брате и неописуемая тоска по покинутым Симакам – поистине блаженному уголку. В ужасном волнении  выйдя из поезда, он принялся искать Анатолия или его слугу, но люди проходили, толпа постепенно редела, а он так никого и не увидел. Он растерянно постоял, не зная, что и думать. Ведь он телеграфировал брату о приезде. Что же случилось? Толя заболел? Или его уже арестовали за какое-нибудь политическое дело? Кто знает, что за неприятности у него на службе. В мучительнейшем беспокойстве Петр Ильич ехал на квартиру к брату – воображение уже рисовало самые страшные картины.

Дверь открыл Толин слуга и с недоумением воззрился на гостя:

– Петр Ильич! А мы вас во вторник ждали!

Оказалось, что он просто-напросто напутал даты в своей телеграмме.

Появился удивленный и обрадованный Анатолий, после приветственных объятий потащивший брата в приготовленную для него комнату – отдохнуть с дороги. Но Петр Ильич воспротивился, заявив, что сначала хочет узнать, что стряслось. Они устроились в гостиной, слуга принес чаю, и Анатолий принялся рассказывать:

– Мой прямой начальник Плеве недавно призвал меня к себе и начал кричать в самых резких выражениях. Говорил, что я работаю как гимназист первого класса, что совестно читать мои обвинительные акты… Ужасно грубо все это он высказывал, я уж не говорю о том, что несправедливо. Я не стал ему отвечать, но оставить так просто не мог. И потому решил подать в отставку.

– Твой Плеве, конечно, негодяй, но стоит ли из-за одного негодяя рушить свою карьеру? Может, просто переведешься в другой департамент?

– Не беспокойся, – Анатолий беспечно махнул рукой. – Плеве уже извинился – понял, видно, что нельзя так с людьми обращаться. Да и весь судебный мир Петербурга заступился за меня. Меня здесь все-таки любят, – с забавным выражением самодовольства заявил Анатолий. – Плеве даже поручил мне дело первостепенной важности и сказал, что не сомневается в превосходном исполнении. Так что проблему можно считать улаженной. Извини, если оторвал тебя от дела – но в тот момент мне очень нужно было тебя видеть.

– Ничего страшного – работу я уже закончил. Модю вот только надул: обещал к нему приехать, да не вышло.

– О. Он мне это еще припомнит. Наверняка.

Хотя произнесено это было недовольным тоном, веселое выражение лица не позволяло принять слова всерьез. Петр Ильич усмехнулся – близнецы до сих пор в шутку делили его между собой: кого Петя больше любит, у кого чаще гостит…

Успокоившись за судьбу брата, Петр Ильич зашел к отцу и нашел его здоровым и веселым, но крайне слабым. Он едва мог сделать несколько шагов и с трудом понимал, что ему говорят. Ничего удивительного для его возраста, но все равно грустно.

Воспользовавшись своим пребыванием в Петербурге, Петр Ильич повидался с сестрой и племянницей Натальей, которую привезли учиться в Annen-schule. Однако вместо радости от этого свидания он получил одно беспокойство. Тася, когда ее отвозили в школу, выглядела бесконечно унылой. В первый раз пришлось вернуться обратно, поскольку бедная девочка, хоть и не плакала, но так тряслась, что Александра не смогла ее там оставить. Только к вечеру Тася успокоилась, и на следующий день поехали снова. Петру Ильичу до слез было жаль бедную племянницу: он прекрасно помнил, как сам тосковал, очутившись в Училище правоведения, и как никто понимал ее чувства.