Музыка души

Если не считать этого, в Каменке все обстояло благополучно. Старшая племянница Таня, в последнее время беспокоившая Петра Ильича своими капризными выходками, на этот раз вела себя безупречно. Юрий, или как его звали в семье Ука, рос необыкновенно кротким и покорным мальчиком, всегда веселым, ласковым и милым. Он обладал необычайно живым воображением и постоянно рассказывал о каких-то невероятных приключениях и подвигах, искренне веря в то, что это действительно было. А когда над его рассказами смеялись, сохранял серьезный невозмутимый вид. Боб делал успехи в музыке, из-за чего и выделял его Петр Ильич среди остальных детей, а кроме того, обнаружил замечательные способности к рисованию. Он не любил обычных мальчишеских игр и все свободное время посвящал рисованию, музыке и цветам.

Каменка радовала чудесной погодой, лунными ночами, поющими соловьями и цветущими ландышами. Здесь Петр Ильич по-настоящему отдыхал душой. Для него сделали радикальную перестройку флигеля, снабдили всем необходимым, и ни за что не хотели брать с него денег.

Воспользовавшись возможностью, он отправил Алешу заниматься в местную школу. На следующий год ему предстояло проходить воинскую службу, срок которой сокращался для тех, кто выдержит экзамен. Сама мысль о том, чтобы надолго остаться без слуги, который знал все его привычки, нужды и вкусы, к которому Петр Ильич привязался как к сыну, ужасала. Но воинскую повинность не отменишь, и он исполнился решимости хотя бы сократить ее, насколько возможно.

В конце мая приехал Ипполит. Вместе с дядей своей жены Кривошеиным они пустились в какую-то аферу, увенчавшуюся успехом. На долю Ипполита досталось пятьдесят тысяч, что было весьма удачно, поскольку служба в Обществе пароходства не слишком хорошо оплачивалась. А он как раз недавно, отчаявшись дождаться собственных детей, удочерил девочку из Воспитательного дома, что добавляло расходов семье. В общем, все сложилось в высшей степени счастливо, вот только неопытный в денежных делах Ипполит не представлял, что делать с такой суммой, и приехал посоветоваться с Левой. В итоге решили, что их возьмет себе Николай Васильевич и купит имение. Таким образом, Ипполит будет получать более четырех тысяч дохода.

Уладив дела, он остался погостить и отдохнуть у сестры, на следующей день напросившись с Петром Ильичом на прогулку в Тарапун. Брать его с собой не хотелось, ведь на природе так хорошо обдумывать музыкальные темы, а для этого необходимо одиночество. Но и отказать брату Петр Ильич не мог. Пришлось пожертвовать удовольствием от прогулки, чтобы не обижать его. Поначалу Ипполит был весел, много болтал и восхищался природой. Но вскоре он, не привыкший к длительной ходьбе, устал, а когда они пришли в Тарапун, слег с лихорадкой. У него начался озноб, болело горло и голова. Впрочем, ничего серьезного, но мнительный Ипполит испугался и спросил суетившуюся вокруг него сестру:

– Санечка, не послать ли за Соней? Неравно что-нибудь случится?

Чем расстроил Сашу и немного рассердил Петра Ильича. Ну, взрослый ведь человек, а ведет себя как дите малое. Вот Вера, у которой сильно болело ухо, и то проявила больше терпения и самообладания.

Вечером Петр Ильич прогуливался по садику перед сном. Уже совсем стемнело, и колышущиеся на ветру ветви создавали таинственные тени в лунном свете. Тишина и покой. Как вдруг сзади раздались легкие шаги. Живо повернувшись, Петр Ильич обнаружил идущую к нему Таню. На ней было простое домашнее платье, а выражение лица такое, словно она и хочет, и боится что-то сделать.

– Что-то случилось? – сразу встревожился Петр Ильич – неужели Саше опять стало хуже?

Таня помотала головой и тихо ответила:

– Нет. Я просто хотела поговорить.

Петр Ильич удивленно вскинул брови и кивнул: слушаю. Танино хорошее поведение, порадовавшее его по приезде в Каменку, продлилось недолго. Она вновь стала капризной и неуравновешенной: то фонтанировала буйным весельем, то впадала в черную меланхолию. Могла целый день проваляться в постели, жалуясь, что у нее ни на что нет сил. Или изводила мать жалобами на плохое самочувствие. Вольно вела себя с молодыми людьми – ее заигрывания выходили за все возможные рамки приличий. И вот теперь приходит поговорить – такая печальная и серьезная.

Таня начала издалека – болтала о чем-то неважном и не имеющем смысла, пока с надрывом в голосе не заявила:

– Меня все ненавидят… все дяди… а дядя Толя особенно! Может, я и заслуживаю порой порицания, но разве я виновата в том, что такой родилась? Я бы и хотела быть другой, но не могу! Правда не могу!

Сначала просто всхлипывавшая, под конец своей речи Таня разразилась горьким плачем. Петру Ильичу стало невыносимо жаль ее. Бедная девочка, будучи умна, прекрасно сознавала, чем вызывает неудовольствие окружающих. Но ей не хватало ни воли, ни понимания, как взяться за дело.