Музыка души

– Какой развод? Я не хочу с тобой расставаться. Признай, ты ведь любишь меня в глубине души и рано или поздно вернешься ко мне. Я дождусь.

– В самом деле? – Анатолий скептически приподнял брови. – Зачем же подсылали к нам зимой господина предлагать условия развода?

– Какого господина? – Антонина недоуменно нахмурилась, а на подробное описание внешности беспечно отмахнулась: – Ах, этот! Да он просто подлый интриган. Я и не думала никуда его посылать. Просто он влюблен в меня и решил все устроить за моей спиной.

Наконец, ко всеобщему облегчению, Антонина распрощалась и ушла. Петр Ильич в отчаянии провел рукой по лицу и без сил опустился в кресло. Нет, развода тут явно ждать не приходится. Как же убедить ее, чтобы она оставила свои наивные надежды и перестала докучать ему?

Несколько дней спустя Петр Ильич столкнулся с Антониной, прогуливавшейся возле его дома.

– Что ты здесь делаешь опять? – воскликнул он возмущенно, не потрудившись поздороваться.

– Не беспокойся, Петичка, я просто гуляю, – невинно ответила она. – Я живу в этом доме.

Петр Ильич на мгновение остолбенел от подобной новости. Неужели она никогда от него не отстанет?

– Прошу тебя, Антонина, уезжай в Москву. И напрасно ты ищешь здесь свиданий со мной – у меня нет на это времени.

– Я не могу жить вдали от тебя и в Москву уеду только вместе с тобой.

Петр Ильич едва не застонал от отчаяния и бессилия. И поспешил побыстрее скрыться. А вечером получил от Антонины длинное, бестолковое письмо с новыми уверениями в вечной любви. Жизнь в Петербурге была окончательно отравлена: теперь приходилось все время прятаться от преследовавшей его Антонины. И он уехал в Москву раньше, чем собирался. В результате резко ухудшилось самочувствие, появилась слабость и нервная боль в ногах.

Эпопея на этом не закончилась. В последний день его пребывания в Москве, Антонина вдруг появилась в его квартире – да не одна, а со своей сестрой. Начала она опять с любовных излияний, но Петр Ильич, на этот раз сразу начавший злиться и горячиться, пресек их:

– Пойми же, наконец, никогда, ни за что, ни при каких условиях я не буду жить с тобой. Ни за что на свете!

Антонина на мгновение замолчала – то ли ошеломленная страстностью и убежденностью его тона, то ли еще почему – а потом вдруг резко приняла деловой тон:

– Хорошо. В таком случае я хочу капитализировать свою пенсию. У тебя же есть друг богатый. Точнее подруга, – она многозначительно прищурилась.

Петру Ильичу стоило громадных усилий остаться спокойным при этом намеке на Надежду Филаретовну. И он сквозь зубы процедил:

– Сколько ты хочешь?

– Пятнадцать тысяч, – спокойно заявила Антонина прежним деловым тоном, а на его невольную гримасу пояснила: – Мне нужны эти деньги, чтобы навсегда покинуть Россию. Здесь на меня все странно смотрят, и я не могу устроиться на работу. Я хочу уехать за границу и посвятить свою жизнь музыке.

– У меня нет таких денег, – возразил Петр Ильич, – но я рад наконец узнать, что тебе нужно.

– Ты ужасный человек, – в голосе Антонины опять зазвенели слезы. – Только камень мог остаться равнодушным тогда в Петербурге!

– Пусть так, – Петр Ильич решительно оборвал ее дальнейшие упреки. – Но кроме установленной пенсии, я могу только иногда выдавать тебе экстраординарные субсидии. Можешь обращаться, если нужна будет помощь. Крупную сумму могу обещать только в случае развода.

– Никакого развода быть не может!

– Значит, и говорить больше не о чем!

Наконец, Антонина, поняв, что ничего не добьется, распрощалась – на этот раз без душещипательных сцен – и ушла в сопровождении все это время молчавшей сестры.

Когда же это закончится? Неужели всю жизнь теперь он будет расплачиваться за свой необдуманный поступок?

***

Семейство сестры Петр Ильич нашел недавно оправившимся после болезни: дети все еще были худы и бледны. Саша выглядела изможденной, что, впрочем, неудивительно – наверняка сбилась с ног, заботясь о них. Да и в обычное время она так приучила всех домашних, что и гвоздя нельзя было вколотить без ее вмешательства. Зиму Александра провела в Петербурге, чтобы повеселить учившихся там старших дочерей. Ее здоровье с каждым годом ухудшалось, и вся семья желала, чтобы она отправилась на серьезное лечение в Карлсбад. Но Саша не могла со спокойным сердцем надолго оставить дом без присмотра. Леченье не принесло бы никакой пользы, если бы она ежеминутно терзалась тревогой об оставленных детях.